Целую вечность я перебираю причины, почему должна уйти, удерживаю его взгляд и на свой лад переворачиваю его слова.
— Не хочу, чтобы другие женщины тебя касались.
Он сутулится, выпуская побежденный вдох:
— Это не так просто, как взять и уволиться.
Слова выстреливают как пуля мне в голову, и, не сказав больше ни слова, я разворачиваюсь и ухожу, оставляя моего идеального Миллера Харта все таким же идеальным под проливным дождем.
Глава 3
Неделя тянется мучительно медленно. Я проживала свои рабочие часы в бистро, избегала Грегори и больше не возвращалась в тренажерный зал. Хотела, но я рискую встретить там Миллера. Каждый раз, когда я, кажется, продвигаюсь немножко вперед, он будто чувствует и появляется из ниоткуда, — то в моих мыслях, то несколько раз по-настоящему — возвращая меня к точке отсчета.
Нан появляется в дверях гостиной, пару минут вытирает пыль с книжной полки неподалеку, а потом вырывает из моих рук пульт от телевизора.
— Эй, я же смотрела! — вовсе я не смотрела, и даже если бы я полностью сосредоточилась и заинтересовалась документальным фильмом о плотоядных летучих мышах, Нан и глазом бы не моргнула.
— Прикрой свой ротик и помоги мне решить, — она бросает пульт на диван рядом со мной и выбегает в коридор, быстро возвращаясь с двумя платьями на вешалках. — Никак не могу выбрать, — говорит она, прикладывая к себе одно из платьев. Оно голубого цвета с яркими рассыпанными по нему желтыми цветами. — Это, — заменяет его зеленым, — или вот это?
Поднимаюсь, садясь на диване, и рассматриваю платья.
— Мне нравятся оба.
Она закатывает синие глаза:
— Помощи от тебя…
— Куда ты собралась?
— Обед с танцами в пятницу, иду с Джорджем.
Улыбаюсь:
— Хочешь встряхнуть бальный зал?
— Пф! — она качает головой и изображает джигу, отчего моя улыбка становится еще шире. — Оливия, твоей бабушке по силам встряхнуть все, за что бы они ни взялась.
— И правда, — соглашаюсь я и снова рассматриваю платья. — Голубое.
Улыбка, озаряющая ее лицо, приходит на место затянувшемуся равнодушию, которое длилось днями, и посылает искры тепла в мое сердце.
— Я тоже так думаю, — она убирает в сторону зеленое платье и прикладывает к себе выбранное голубое. — Идеально для танцев.
— Это конкурс?
— Неофициально.
— Хочешь сказать, это просто танцы?
— Ох, Оливия, никогда не бывает просто танцев, — она кружится, седые кудри развеваются, отчего бабуля становится еще красивее. — Зови меня просто Джинджер.
Усмехаюсь:
— А Джордж тогда твой Фред1?
Она вздыхает, раздраженно.
— Да поможет ему Господь, он старается, но у парня две ноги левые.
— Сделай ему поблажку. Бедному парню далеко за семьдесят!
— Я и сама уже не девчонка, но все еще могу танцевать стриптиз с лучшими элементами бути-дэнса.
Хмурю брови:
— Танцевать с чем?
Ее ноги сгибаются до тех пор, пока она не приседает, а потом она начинает подтягивать вперед свои старые бедра.
— Бути, — говорит она, после чего меняет направление и виляет бедрами, — дэнс.
— Нан! — я смеюсь, наблюдая за тем, как она чередует подтягивания бедер с вилянием. Она кажется ловкой, ускоряя шаги, становится невозможно сдерживать хихиканье, так что я сижу на диване и держусь за живот. — Прекрати это!
— Может, мне стоит пойти на прослушивание в следующий клип Бейонсе. Как думаешь, я бы их встряхнула? — она подмигивает и садится рядом со мной, обнимая. Утихомириваю свой смех и вздыхаю ей в грудь, крепко обнимая бабулю в ответ. — Ничто не приносит мне большей радости, чем блеск в этих прелестных глазках, когда ты смеешься, моя дорогая.
Мое веселье сходит на нет, а на смену ему приходит благодарность — благодарность за эту прекрасную старую леди, которую мне посчастливилось называть бабушкой. Она работала без устали, заполняя пробелы, которые оставила моя мама, и Нан в известной мере преуспела. Теперь она применяет ту же тактику, восполняя отсутствие в моей жизни другого человека.
— Спасибо тебе, — шепчу я.
— За что?
Пожимаю плечами:
— За то, что ты такая.
— Старая любопытная калоша?
— Я никогда на самом деле так не думаю, когда говорю это.
— Да, думаешь, — она смеется и отстраняет меня от себя, морщинистыми руками обхватывает мои щеки и целует сладкими губами. — Моя прекрасная, прекрасная девочка. Покопайся в себе и вытащи наружу ту дерзость, Оливия. Не слишком много, только чуть-чуть. Она сослужит тебе добрую службу.
Поджимаю губы. Она имеет в виду не так много, как моя мама.
— Моя родная девочка, схвати уже жизнь за яйца и скрути их.