Прикиньте, сестрицы: в кипящей красновато-оранжевой магме верхней мантии Земли возникли сияющие ярким рубиновым светом буквы. Они взлетели, словно воробьиная стая, и стремительно понеслись вверх, сквозь пласты базальта и гранита.
Каков масштаб, а!? А дальше — круче!
В близком к поверхности Земли пласте осадочных пород движение этих букв замедллилось. И для нас, зрителей, стало возможным разглядеть среди глины, песка, известняка, мергеля, песчаников и сланцев находящиеся на пути летящих букв окаменелости — останки древних существ: от кембрийских трилобитов и юрских динозавров до шерстистых носорогов и мамонтов Плейстоцена.
Достигнув слоев земли с захоронениями людей, полет букв еще более замедлился. Они медленно миновали слой нафаршированного строительным мусором суглинка и попали в залитый темной водой на треть широкий бетонный сток для отвода дождевых вод.
Здесь буквы проплыли, словно стая китов среди айсбергов, мимо кусков грязного пенопласта, фанерной таблички «Проезд закрыт! Зона биологического заражения!» и трупов мышей. И как только буквы удалились от мертвых мышей, у тех загорелись красным светом глаза-бусинки.
Покачиваясь на волнах, буквы сложились в титр: «Самый страшный фильм самого безжалостного режиссера самой ужасной киноэпохи».
Затем слова титра распадались на буквы. А те взлетели над водой и понеслись вверх, по пути рассыпаясь на искры.
Оные пролетели сквозь бетон стока и фундамент старого дома и оказались в большом подвале, где находились сваленные в кучи старые плакаты фильмов ужасов и муляжи зомби и вампиров.
И тут буквы погасли, сменившись строками с именами и фамилиями пацанов и девчонок из съемочной группы.
Увы, после таких замечательных кадров дальше пошел полный отсой.
Фильмец, несмотря на огромный бюджет, оказался довольной примитивной шнягой со сценарием, который сварганил на переменке школьник четвертого класса («А тут зомби набежали. А они как рванут от зомби в переулок. А там тупик. А она: «Не хочу умирать!» А они ей: «Мы не умрем, у нас есть ружье и чипсы с минералкой». А зомби им: «У-у-у-у-у-у!» А они в зомби из ружья «Ба-бах!». А зомби снова «У-у-у-у!» А они снова как рванут от зомби. А зомби как рванут за ними. А она снова: «Не хочу!» А зомби снова: «У-у-у-у!» А они снова из ружья по зомби…»).
О том, в чей карман попала большая часть выделенных на сценарий и постановку этого фильма баблосы, история отечественной кинематографии умалчивает.
Сюжет сей белиберды считался избитым еще в 1970-х годах и мог порадовать наличием в нем штампов и маразмов разве что историков кино.
Оный был прост, как мозг канадского пенсионера. Группа из истерящих некомбатантов под командованием мужественного сержанта Смита (изгнанного из армии за слишком усердное пропивание казенного имущества), заперлась в супермаркете и отбивается там от живых мертвецов, делая гранаты из бутылок с оливковым маслом и используя топоры из секции «Все для дачи».
Зомби, как положено, воют, кусаются и ломятся в магазин. А сержант с братвой, как положено, отчаянно отбиваются, постоянно идиотски спрашивая у раненных: «Ты в порядке?» (а те даже с откушенными конечностями бодро улыбаются и говорят, мол, все ништяк, зема, мне никогда еще не было так хорошо и весело).
Впрочем, столь юную и неискушенную в черных жанрах зрительницу, как я, мувешник, как говорится, зацепил.
Затаив дыхание от переживаний, я пялилась на экран, покудова там не начались малоприятные для меня вещи: мерзкие зомби погонались за беззащитной белокурой девочкой, кричащей: «Помогите! Спасите! Я слишком молода, чтобы умирать!»
В свои десять лет я считала себя уже взрослой и немало повидавшей дамой (поэтому и уговорила маму повести меня на фильм ужасов, со смехом обещая, что «такая ерунда» меня ничуть не испугает). Однако, как только я увидела, что белобрысой актрисе — жертве халтурщика-режиссера — грозит неминуемая и чудовищно жуткая погибель, меня стало нехило колбасить.
Несмотря на то, что девочка совершенно не походила на меня внешне, я ощущала с ней какое-то внутреннее сходство. Ну, типа, родство душ и все такое.
Я настолько сильно переживала за судьбу девочки, что наконец не выдержала: бросила пакет с попкорном (который не замедлил просыпаться, словно конфетти на головы и плечи сидящих впереди меня зрителей) в экран и заорала на весь зал:
— Не трогайте ее, проклятые зомбики!
Но кровожадные твари меня не послушались. Они схватили девочку за ногу. Радостно завыли. И начали ее грызть, чавкая и безобразно хрустя костями.
Девочка, естественно, вопила от боли и звала на помощь.
Поскольку взгляд девочки был направлен в мою сторону, то мне, естественно, показалось, что она зовет на помощь именно меня. Но чем я могла ей помочь, если никто из зала даже пальцем не захотел пошевелить, дабы пресечь кровавую вакханалию на экране.
Я отвернулась от экрана кинозала, заплакала и сквозь слезы попросила:
— Ма-а-а-ма, выключи телевизор!
— Нельзя, Ника, — мама погладила меня по голове. — Фильм не положено останавливать. Пойдем отсюда.
Мы с мамой, сопровождаемые дикими криками несчастной девочки (пожалуй, самой талантливой из всех актеров и актрис этого суперзатратного барахла), которую кушали зомби, добравшиеся уже до ее второй ноги, медленно двигались по своему ряду к проходу.
Покуда мы, натыкаясь на колени зрителей, злым шепотом ругающихся на нас, за то, что мы их отрываем от сладостного лицезрения человеческих мук, зомби зря время не теряли. И уже начали обгрызть у своей жертвы уши и щеки.
Сопровождаемые криком несчастной девочки, мы с мамой протиснулись сквозь сидящих в нашем ряду зрителей в проход и помчались по нему к выходу из зала.
— Почему никто не защитил ее от зомбиков! — спросила я маму.
— Потому что это все понарошку, — шепотом объяснила она. — На самом деле зомбиков не существуют.
Глава 3. Валим отсюда, мама!
«Хренасе, «понарошку»! — возмутилась я. — Мне, что, все эти ходячие трупаки и откусанные ими уши померещились, что ли?! Нет, я видела среди съемочной группы тетку, которую схавали зомбики. Но то снимали в темноте и издалека. Наверняка каскадершу дали на растерзание. А вот девочки, которую на моих глазах погрызли крупным планом, среди съемочной группы нет. Так что все ясно: наверное, бухали на работе и не смогли в той сцене защитить девочку от зомби. И те ее мигом схарчили. А теперь режиссер и его прихвостни будут всем морочить голову о спецэффектах и произносить обычную в таких случаях фразу: «За время съемок ни одно животное не пострадало». Животное, может, и не пострадало, а девчонку жаль».
— Я боюсь зомбиков! — пожаловалась я маме. — Они ведь и мне тоже могут уши пооткусывать.
— Не бойся, Ника! Клянусь тебе, они выдуманы, — стала успокаивать меня мама. — Их играют актеры. Им за это деньги платят.
Тут я впервые не поверила родной матери. И несмотря на все ее горячие заверения, я заподозрила присутствие рядом кровожадной нежити, которая пришла сюда следом за героями фильма, чтобы их всех дожрать.
Не имея смелости посмотреть на экран, я внимательно оглядела темные силуэты зрителей с ближайших к нам рядов на предмет наличия там обитателей потустороннего мира.
И мне показалось, будто среди публики прячутся всякие страшные твари — с щупальцами, длинными клювами, острыми клыками и горящими красным светом глазами.
Вот тут меня и взял за жабры Рок (он же Фатум, он же Судьбоносец, он же Предопределитель), вытащив из мира, в котором живут люди, лошади, панголины и муравьиные львы.
Рок выбросил меня в мир, полный нежити и нечисти, в котором зомби столь же привычны глазу, как привычны ему смуглые люди в тюбетейках, подметающие в сорокаградусный мороз заснеженные городские улицы, в обычном мире.
Слышали, сестрицы, про Теорию третьей кармы? Нет!? Ох, и темный же вы народ. Тогда слушайте и не говорите потом, будто не слышали. Благодарить не надо, я и так знаю, что практически всем вам жизнь спасла.