— А что же было потом?
— Потом я в этой стране не потерял ни одного человека.
Лицо Каттера потемнело. Черные глаза сверкали.
За его твердостью чувствовалась непередаваемая словами боль. Чейенн тут же захотелось утешить его, успокоить, забыть о своих обидах, но она поборола это желание.
— Почему же ты не сказал мне правду? — только и спросила она.
— Потому что я предполагал, что ты запаникуешь. Как это и произошло сейчас.
— Не разговаривай со мной так, будто я первоклашка. Я, естественно, испугалась. Какой-то незнакомец посылает мне фотографии трупа моего охранника...
— «Моего охранника»! — вскипел Каттер. — Счастье твое, что он не перерезал тебе глотку, пока ты спала. Нам, считай, повезло, что Хосе предпочел его убрать.
— Повезло... Ты сам виноват, что подставил нас.
Каттер сжал губы.
— Послушай, дорогая, вы с Мартином брали в долг деньги у очень опасного человека. И не возвращали их. Теперь я пожинаю плоды ваших деяний. И стараюсь вас спасти.
— Да, но у тебя не очень-то получается.
— Джереми еще жив, ты тоже! — взорвался Каттер. — Где бы ты была сейчас, не примчись я той ночью, когда ты позвонила?
— Какое это имеет значение, если мы вынуждены скрываться? Если Хосе все равно собирается нас убить?
— Проклятие, Чейенн! — Каттер вскочил с кресла, опрокинув при этом шаткую прикроватную тумбочку. Его пистолет, лампа под большим абажуром и журнал, который он читал, полетели на пол. — Неужели ты не в состоянии хоть раз в жизни поверить в меня? Ну самую чуточку?
Он вдруг сел на кровать рядом с ней, да с такой стремительностью, что она не успела отодвинуться. Длинными пальцами он схватил ее руки и притянул к себе как можно ближе.
— Я хочу поставить точки над «i», моя дорогая, — выговорил он наконец. — Похищение Джереми, смерть Курта и вообще все, что с этим связано, никоим образом не является моей виной.
— Ты делаешь мне больно, — прошептала она.
Каттер молча отбросил ее руки, словно они вызывали у него отвращение, и устало выпрямился. Затем наклонился и поднял пистолет. Он старался сдерживать свои эмоции, но все его длинное мускулистое тело было напряжено. Со знанием дела он осмотрел и проверил пистолет, смахнул с него пыль и, не глядя на Чейенн, положил обратно на тумбочку. При этом, как она заметила, его рука дрожала не меньше, чем ее. Но ему удалось овладеть собой и хотя бы внешне успокоиться.
— Может быть, в одном вы с Мартином все же сходитесь, — уже спокойным голосом сказал он. — Со стороны моего семейства, особенно от Мартина, я всегда был вправе ожидать одного — осуждения. Все мои родные были обо мне наихудшего мнения. Я вырос, сознавая это. Мартин был для наших родителей желанным сыном, которого они обожали, светом в окошке, на меня же они обращали крайне мало внимания. Я увлекался книгами, математикой, бизнесом, работал очень много и упорно, желая доказать, что чего-нибудь да стою. И научился во всем всегда быть первым. Но родителям это было безразлично. Лишь бы я помогал Мартину, заботился о нем. Мартин же относился к моим способностям весьма скептически. Ни один из родителей не знал, к чему я стремлюсь, да и не пытался узнать. Они утверждали, что я вылитый дедушка. Он был эдаким денежным мешком, который вывел нас в люди, но сам при этом остался вульгарным, грубым человеком.
Первая моя жена в этом отношении походила на них. Прошло совсем немного времени, и я понял, что в ее представлении я годен лишь для того, чтобы делать деньги. Рассудив, что, возможно, она и права, я заплатил ей отступные и избавился от нее. Любовь после этого перестала меня интересовать, я весь ушел в бизнес. Пока не встретил тебя.
Он не отрывал от ее лица взора, в котором стояла мука.
— Каттер...
— Я старался позабыть тебя, но, вот дьявольщина, все те годы, что ты жила с Мартином, не переставал о тебе думать. Мне часто приходилось видеть проезжающие в машинах или сидящие в ресторанах семьи. Мужчину и женщину с двумя маленькими детьми — мальчиком и девочкой. Сын и дочь. Семейство. Я умирал от желания иметь такое же. А как я завидовал Мартину — ведь он жил с тобой! Прямо не понимаю, как это я не сошел с ума. — Он помолчал. — Узнав после смерти Мартина, что Хосе собирается тебя убить, я понял, что потерять тебя вторично — выше моих сил. Даже если нет ни малейшей надежды на то, что ты станешь... — Он осекся. — Но, клянусь, если бы не Джереми, я бы вот сию секунду вышел из этой комнаты, чтобы никогда больше не возвращаться.