О том, что и этот чертяка тоже на машине во всей этой кутерьме она просто забыла.
– Нуу, одному в багажнике не удобно. И грустно, – капризно протянул мужчина, но все же замолчал. – Так что, свою машину я оставлю здесь и поеду с вами. Вы счастливы, лейтенант?
– Даже представить себе не можете, насколько, – уже открыв дверцу своего авто, отозвалась она, ныряя за водительское сидение.
Заводя мотор, Эва привычно щёлкнула по экрану телефона проверяя, нет ли сообщений.
Рассмеявшись, мужчина юркнул на пассажирское сидение, удобно там обустроившись. Осмотрев салон автомобиля, Данте бессовестно потянулся к телефону детектива, который та только что разблокировала.
– О, лейтенант, да я вам не безразличен! – хохотнул он, обнаружив в браузере одиннадцать не закрытых вкладок со своим именем и собственной бесстыжей физиономии на фотографиях. – Влюбились, не иначе.
Нагло продолжая листать вкладки, заявил Данте, бросив быстрый взгляд на Эву.
Если бы не дорога, женщина просто закатила бы глаза.
– Хотите я расскажу вам, что такое совесть? В мире есть такой интересный зверь, который к вам, видимо, ни разу не заглядывал, – со вздохом произнесла она и только выехав на дорогу, попыталась выхватить у мужчины телефон.
Наверно можно было остановиться и на одной вкладке, но сперва женщина просто не поверила своим глазам. Не могла ведь птица таких высот и правда решить покопаться в грязи расследования. Но нет, с каждой новой вкладки на нее смотрела все то же бессовестное лицо.
– Ой, да бросьте, – легкомысленно отмахнулся от женщины Данте. – В наше время люди с совестью долго не живут. Вон, ваш адвокат тому пример.
– Судя по тому, сколько раз он звонил духовнику в день своей смерти, что-то с его совестью все же было не так, – вздохнула Эва, но только качнула головой. – А теперь положите телефон и говорите, что вы знаете о Голдштейне?
С одной стороны, женщина действительно хотела вернуться к работе, с другой стоило остановить нахальное создание до того, как он решит перейти к почте.
Иронично приподняв бровь, мужчина отодвинул телефон подальше от Эвы, бессовестно продолжив изучать его содержимое.
– Итак, Голдштейн, – открывая галерею, наконец произнес он, рассматривая фотографии. – Частный предприниматель, владелец фирмы, производящей сейфы и сигнализации. Идеальная репутация и... – мужчина замолчал, оторвался от экрана телефона, скептически осмотрел Эву и снова взглянул на фотку на экране. – Только не говори, что это чмо – твой ухажер.
Почти умоляюще протянул он, продемонстрировав женщине фото, где та обнималась с крепким, высоким мужчиной.
– У него же на лице написано «был ум, да весь вышел».
Эве не было нужно даже смотреть, чтобы узнать, куда добралось это невыносимое создание.
– Это мой муж. Почти бывший, – стараясь говорить, как можно спокойнее, ответила она, но на мгновение зубы все же напряжённо сжались.
«Только не на почту, только не на почту...» – мысленно взмолилась она, но даже не попыталась отобраться телефон. До такого детского сада она ещё не опустилась.
– Вернёмся к Голдштейну, – с нажимом произнесла она, надеясь наконец отвлечь Данте от своего телефона.
Разочарованно причмокнув, мужчина на какое-то время задумался, молча глядя на фотографию.
– Я понял, – выдал он спустя какое-то время, кладя телефон обратно. – Я понял, почему я тебе не нравлюсь! У тебя напрочь отбить чувство вкуса! Дай угадаю, трудное детство без отца, ранняя любовь, побои, развод. Тебя тянет к дегенератам, – подвёл итог мужчина, закидывая ногу на ногу.
– Ладно, Голдштейн. Я назначил ему встречу сегодня вечером, выясню, зачем он позвал нашего адвоката в такое невзрачное место на ночное рандеву.
Дыхание перехватило ещё от первой половины сказанного, вторая же заставила женщину лихо вильнуть авто, только чудом не слетев с дороги, а остановиться на обочине.
На мгновение замерев, сжав ладони, Эва все же взглянула на мужчину.
– Проницательно, – после мгновения молчания, сухо бросила она, глядя на мужчину и одновременно сквозь него.
В первое мгновение захотелось просто ударить гада, но всего на мгновение. Злость схлынула так же быстро, как и накатила, оставив что-то неприятное и мерзкое на душе. Стоило разве пылить? Как бы там ни было, а брошенное наугад было правдой, а злиться на правду откровенно глупо.