Манечка очень была довольна. И они с Катей отправились гулять.
На них все глядели! Все спрашивали:
— Что с вами, девочки? Что случилось? Почему у вас такие шеи? Вы, наверно, заболели? И зачем вы ходите? Вам в постелях лежать нужно!
На это Катя с Маней отвечали, что ничего!.. Ничего, мол, страшного! Просто у нас шеи не вертятся и никогда уже вертеться не будут. Но это пустяки. Не волнуйтесь, пожалуйста! Не беспокойтесь! Нам, конечно, очень больно, но ведь надо же терпеть, раз такое дело!
И все говорили:
— Ну надо же, какие мужественные дети! Им больно, а они терпят! Да с таких девочек всем мальчикам надо брать пример!
А знакомые дети просили разрешения потрогать шеи пальцами, но сёстры не разрешали. Если все будут шеи пальцами трогать, то от шей ничего не останется! Только Косте Палкину разрешили потрогать, потому что он их в Африку обещал взять.
И Катя с Манечкой были очень довольны. До самого вечера.
А вечером Маня сказала, что у неё шея почему-то очень сильно щиплется. И даже стала немножко охать, но платок не сняла.
Потом она стала охать всё сильнее и ужасно морщиться, но платок ни за что не хотела снять, так ей нравилось, что все ей сочувствовали, говорили: «Бедная девочка! Вы поглядите на неё! Она просто стонет от боли, но в постель всё равно не ложится!»
А потом приехала мама. И как стала Маню ругать!
— Ну вот, и эта вырядилась! Так я и знала! Хватит обезьянничать! Это не ребёнок, а какой-то попугай! Всё у сестры перенимает!
И заставила Маню платок снять.
И вдруг все видят — у Мани шея красная-красная! Как огонь горит! Пылает прямо вся!
Она у неё, оказывается, и в самом деле жутко болела, а Манечка терпела.
Пришлось Маню тоже везти в детскую поликлинику.
Она потом целых две недели с забинтованной шеей ходила. Всё хвалилась, что весь год так будет ходить.
КАК ВСЕ СОЧИНЯЛИ СТИХИ И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО
Однажды Катя, Маня и соседский Серёжа сидели на даче на крылечке и смотрели, как за изгородью, за деревьями черёмухи, за частыми кустами таволги, поблёскивало, играло на солнце яркой серебряной рябью озеро.
— Как красиво! — сказала Катя и почему-то грустно вздохнула. — Прямо так красиво... что прямо... ну, прямо смеяться хочется... Правда, Мань?
— Ага, — сказала Манечка.
Она подпирала кулаком круглую щёку, голову склонила набок, глядела на озеро, и глаза у неё были круглые и тоже грустные, а нос — обгоревший, в маленьких белых лохмотьях поверх кусочков розовой кожи.
— Ага, смеяться хочется... Ну, прямо так весело!.. Но вообще-то почему-то больше хочется плакать. Сама не пойму почему?.. — И Манечка, как и Катя, длинно и прерывисто вздохнула.
— И мне почему-то тоже, — созналась Катя, — непонятно, так красиво, а хочется плакать...
— И мине хотица, — сказал соседский Серёжа, поднял толстую ногу в красном резиновом сапоге и стукнул по крыльцу пяткой, убил комара.
— А ещё мне знаешь чего хочется, Мань? Сочинить стихи, чтобы так же красиво было, — сказала Катя.
— А давай вместе сочиним? — оживилась Манечка. Соседский Серёжа в белой панаме и в синих трусах в белый горошек важно сказал:
— Я тозэ ситиню стихи. Мне тозэ класиво.
— Ты, Кать, начни, а я дальше буду, — сказала Манечка и поправила на шее косынку.
мечтательно продекламировала Катя.
— А теперь я, — сказала Манечка. Она выпрямилась, и глаза у неё стали вдруг блестящие и розовые, как будто закат заглянул и в них.
продолжала Катя.
сказала Манечка.
Тут Манечка запнулась, с трудом подыскивая строчку...
подсказала Катя.