Потом нечаянно забрел к «России», увидел на фасаде неоновую рекламу ретроспективы Иоселиани «Жил певчий дрозд» — что-то слышал об этом фильме от отца, — решил скоротать вечерок. Из последних денег купил билет на уже начавшийся сеанс и не без удивления отсмотрел, найдя в итоге массу созвучного своему настроению, хотя фильм был, судя по всему, старинный, из молодости предков.
А после, уже глубоким вечером, не иначе как под впечатлением от «Певчего дрозда» — и сам, словно тот забавный парень, едва не угодил под колеса: на очередном перекрестке вдруг «Па-а!» — истеричный сигнал (соль-си, большая терция): оказалось, горел еще «красный» для пешеходов, и позади, впритирку, с жутким ветром промчалась лихая иномарка.
В общем, после прогулки да киношки вполне можно было жить, даже припеваючи, если б не тоска-необходимость ехать к Инне.
Причем к ней — совсем в другую сторону, но он упрямо направлялся в свою и на что надеялся — неизвестно.
Вообще-то ловко, подлец, устроился.
— Когда-то, еще вначале, страшно возмущался, что Инна так дико зависит от «мамы с папой» и так пошло конспирирует его. Но потом осмотрелся и притих: конспирация иногда очень удачно освобождала от негласной обязаловки.
На этот раз, однако, деваться было некуда: и голова уже как будто не болела, и тачкой не сбило, — нечем оправдаться. А на часах — он даже не поверил — без четверти… сколько?..
Одиннадцать!..
Пришлось искать таксофон, чтоб Инна там не дергалась: ну опоздал, замешкался, бывает!
И вдруг совершенно незнакомый голос в трубке:
— Алло?.. — Какой-то странный, вроде бы женский, но удивительно низкий, непривычный тембр — не Инна. — Алло, перезвоните, пожалуйста, не слышно.
— Алё-алё! — заговорил он поспешно, еще не понимая, кто бы это мог быть у Инны в такое время, но уже радуясь возникшему осложнению. — Простите, э-э-э… я, наверно, ошибся?..
Там случилась секундная заминка, и он ожидал уже, что теперь наконец подойдет сама Инна, но тот же голос ответил вдруг:
— Ну, ошиблись, очень может быть. Ну и что ж вы не вешаете трубку?
У него аж глаза на лоб переместились: «Какая наглая подруга!»
— Так ведь это… — С трудом нашелся: — А может, я все-таки не ошибся?!
— Ну, а кому вы звоните и кто вы?
— Я?! Простите, не понял…
— Ну как вас зовут, например?
— Меня?! — И тут он начал догадываться, что скорее всего действительно произошла обыкновенная ошибка, и ему стало смешно. — Меня зовут Владимир. А вас?
— А нас — необязательно. Спасибо, Владимир, дальше нам не по пути.
— Зачем же вы спрашивали, как меня зовут?
— Так, для коллекции. Буду вспоминать на старости лет: «Однажды объявился среди ночи некий Владимир, но он — ошибся».
— Конечно, ошибся! Я вас не знаю!
— Тем лучше, Владимир. Бай-бай.
— Бай-бай!.. — Но, собравшись уже повесить трубку, вдруг передумал: — Э-э-э… простите, девушка! А нельзя ли и мне… ну, тоже для коллекции… хотя бы имя?
— Мое?
— Ну можно и ваше, но я не знаю, кто там у вас так обидно, ни за что при про что сомневается в честности честного человека?
— Никто не сомневается. Вы честный юноша, искатель приключений, но время уже позднее, покоя сердце просит.
— Ну извините, бабуля. — Это ей за «юношу». — Вам, наверно, грелки пора ставить, а я вторгаюсь.
— Что?! — усмехнулась с презрением. — Нет, не угадали, не грелки.
— А кто сказал «грелки»? Гренки! Для внуков!
— Ну-у, гренки у нас по воскресеньям, а внуки давно уже спят по лавкам.
— Значит, вам, извините, пора на заслуженный отдых?
— А?.. Да-а! Вот тут вы угадали. То есть я еще не совсем, но скоро, скоро, жизнь коротка… — И, сдержав прорвавшуюся смешинку, шумно вздохнула: — Вот такие дела, Владимир.
— Действительно, — отозвался он, с нарастающим удивлением вслушиваясь в ее голос. — Неплохо же вы сохранились. Бодры, веселы.
— Да, неплохо. Но это чистая случайность, как и чистый воздух в наши дни. Ну что, прощаемся навек?
— Как?! Уже?! Я вас не понимаю.
— И я вас не понимаю.
— Но я же хочу вас видеть!
— Ну-у, — рассмеялась. — Это называется, я знаю, «лапша на уши». Не надо.
— Что?! — возмущенно хохотнул. — А вы знаете, как называется то, что вы со мной разговариваете?
— Ну как?
— «Крутить динаму» — вот как!
— Крутить чего?
— Динаму! Неужели ни разу не слышали?
— «Спартак» — «Динамо», что ли?
— Ну хотя бы.
— А при чем здесь «крутить»?
— А при том, что и я хочу вас увидеть, и вам любопытно, а где мне искать вас — не знаю.
— Да зачем же искать? — Приезжайте, и все. Так и быть.
— Ой… — еще в полной уверенности, что она с ним просто играет. — Так прямо вот и ехать?
— А чего ж кривить душой? Так прямо и ехать.
— А куда?
Ну как… наверно, ко мне?.. Я буду во дворе, на детской площадке. Там есть такая скамейка… обшарпанная… в общем, там.
И он вдруг испугался.
Нет, правда: то ли голос ее, низкий, напевный, то ли простота и наив, угадываемые в ее интонациях и особенно в нечаянных детских смешинках, но что-то в ней было удивительно симпатичное, и он еще раньше в какой-то момент подумал, что было бы жаль, если этот пустой, конечно, и даже пошловатый, но такой облегчающе радостный треп закончится ничем.
И вот — неужели?..
— А где это все?.. — Он ожидал какого-нибудь подвоха.
— Что «где»? Где я живу?
— Ну да…
— А вы не знаете?
— Да откуда же мне знать-то?!
— Интере-есно…