СМЕШНОГО МАЛО
Как-то раз немецкий патолог Рудольф Вирхов (1821–1902) демонстрировал студентам физиологический опыт. Когда он удалил у жабы часть мозга, ее тельце стало дергаться в конвульсиях. Студенты засмеялись. Желая остановить неуместный смех, Вирхов как ни в чем не бывало объявил:
— Итак, господа, наш эксперимент блестяще подтвердил, как мало мозга надо для того, чтобы развеселилась целая аудитория!
ЗАПУЩЕННЫЙ НЕДУГ
Однажды на прием к известному немецкому врачу и микробиологу Роберту Коху (1843–1910) явилась богато разодетая высокомерная дама.
— На что жалуетесь, голубушка? — приветливо спросил Кох.
— Господин профессор! — возмутилась пациентка. — Что за амикошонство? Вы понимаете, с кем разговариваете? Я привыкла, чтобы ко мне обращались не иначе, как «милостивая государыня»!
— Эту болезнь я лечить не умею! — сухо констатировал Кох и крикнул в приемную:
— Прошу следующего!
СНАЧАЛА НАУЧИСЬ МОЛЧАТЬ
Как-то раз к древнегреческому философу Аристотелю (384–322 гг. до н. э.) явился очень разговорчивый молодой человек, пожелавший выучиться у него ораторскому мастерству. После витиеватых многословных излияний он спросил у Аристотеля, какую плату тот возьмет с него за обучение.
— С тебя — вдвое больше, чем с остальных, — хмуро ответил философ.
— Почему же? — изумился гость.
— Потому что с тобой предстоит двойная работа: прежде чем начать учить тебя говорить, мне придется научить тебя молчать…
ЧТО ПОЛЕЗНЕЕ ЧИТАТЬ
Когда Наполеон (1769–1821) стал императором Франции, он обязал своего секретаря каждое утро делать для него обзор прессы. При этом Наполеон требовал, чтобы обзор делался только по английским и немецким газетам. Несколько раз секретарь порывался заинтересовать шефа материалами из французских газет, но Наполеон пресекал эти попытки.
— Не утруждайте себя, — говорил он. — Я знаю все, что в них пишется. Ведь они печатают только то, чего хочу я!
ТРИ ОТЛИЧИЯ
Как-то раз шофер знаменитого британского политического деятеля Уинстона Черчилля (1874–1965) сбился с дороги и завел машину неизвестно куда. Крайне раздосадованный Черчилль, высунувшись из окошка, окликнул прохожего и спросил:
— Извините, не могли бы вы уделить мне минутку внимания и любезно пояснить, где я нахожусь?
— В автомобиле! — буркнул прохожий и зашагал дальше.
— Вот ответ, достойный нашей палаты общин! — пылко обратился знаток парламентских дебатов к шоферу. — Во-первых, краткий и хамский. Во-вторых, совершенно ненужный. И в-третьих, не содержащий ничего такого, чего спрашивающий не знал бы сам.
НУ И КОЛОННА!
Хотя лекции известного немецкого химика Роберта Бунзена (1811–1899) считались образцовыми и были весьма интересными, многие студенты по заядлой привычке прогуливали и их. И в конце каждого семестра перед профессором представали с просительно протянутыми зачетными книжками в руках десятки совершенно незнакомых ему молодых людей. По характеру вообще-то добродушный, Бунзен все же раз не сдержался:
— Что-то я вас не припомню. Что-то я вас ни разу не видел на моих лекциях…
— И я вас, господин профессор, — находчиво поддакнул студент, — а все потому, что сидел за колонной. Между нами говоря, ее место явно не в аудитории.
— Возможно, что и так, — задумчиво согласился Бунзен. — Но никогда бы не догадался, что за этой колонной умещается столько людей!
ПРЕСЛЕДУЯ ВРЕДИТЕЛЬСКИЕ ЦЕЛИ…
За несколько месяцев до начала Великой Отечественной войны известный советский кораблестроитель В. П. Костенко (1881–1956) был повторно арестован. На этот раз следователь предъявил ему обвинение в том, что он будто бы намеренно выбрал площадку для постройки большой верфи в болотистом месте, преследуя вредительские цели удорожить гидротехнические сооружения.
— В таком случае, — хладнокровно возразил Владимир Полиевктович, — надо признать еще большим вредителем и Петра Великого: ведь он тоже выбрал болотистое место для строительства — и не какой то там верфи, а целой столицы!
ГЛАВНОЕ — НЕ ПРЕРЫВАТЬСЯ!
Как ни странно, Александр Белл (1847–1922), получивший патент на первый практически пригодный телефон, не испытывал любви к своему детищу и наотрез отказывался пользоваться им. Столь компрометирующее новинку обстоятельство, разумеется, хранилось в строжайшей тайне телефонными компаниями, но незадолго до смерти изобретатель в речи, произнесенной в Майами, сам признался в этом. Рассказывая о своем творчестве, он привел такое образное сравнение: когда выкристаллизовывается очередная идея, его ум напоминает идеально гладкую водную поверхность и внезапно раздающийся телефонный звонок грубо нарушает этот тонкий, скрытно протекающий процесс, будто брошенный кирпич. «Я не могу позволить себе роскошь то и дело прерывать ход своих размышлений, — пояснил Белл. — Если уж я думаю, то не желаю, чтобы меня беспокоили по какой бы то ни было причине. Сообщения могут и подождать, а вот идеи — никогда!»