БЫЛ ДРУГ, И ВДРУГ…
Английский геолог Седуик предсказывал молодому Дарвину, что тот будет великим ученым. Однако, прочитав книгу Дарвина «О происхождении человека», геолог так рассердился, что свое возмущенное письмо автору закончил так: «Твой бывший друг, а теперь — потомок обезьяны!»
ГЛАВНАЯ ПРИЧИНА ГИБЕЛИ КОРАБЛЕЙ
Знаменитый английский физик лорд Кельвин отдал преподавательской деятельности 53 года, поэтому к его голосу всегда прислушивались при обсуждении учебных программ. Как-то на одном из таких обсуждений была высказана мысль о том, что необходимо возможно раньше специализировать студентов по избранной ими специальности. Кельвин настаивал на необходимости глубже изучать фундаментальные науки, в особенности логику. «Из-за незнания логики погибло больше кораблей, чем из-за незнания навигации», — заявил он.
УКРАШАЮЩАЯ СКРОМНОСТЬ
Лекции Кельвина нередко посещали высокопоставленные особы, и у него со временем выработался небольшой церемониал специально для таких случаев. Перед началом лекции знаменитый ученый обращался к гостям со словами: «Я надеюсь, что моя лекция окажется интересной для вас», после чего приступал к изложению предмета.
И только однажды с гостевой скамьи прозвучал ответ на это обращение: «Мы уверены, дорогой лектор, что так оно и будет, если только мы что-нибудь поймем».
КОЛИ ГОВОРИТЬ ПО ПРАВДЕ
На заре крупной энергетики знаменитая «Компания Ниагарских водопадов» долго не могла сделать выбор: что лучше — переменный или постоянный ток. Наконец она решила посоветоваться с физиком Роуландом. Он рекомендовал остановиться на генераторе переменного тока, и оказался прав. Однако компания, сочтя гонорар слишком высоким, сделала попытку урезать его. Роуланд подал в суд, предприниматели наняли искусного адвоката, и ученый получил блестящую возможность поупражняться в юморе.
«Профессор Роуланд! — гремел адвокат. — Скажите, кого вы считаете величайшим физиком Америки?»
«Поскольку я обещал говорить правду, всю правду и одну только правду, — со вздохом ответил Роуланд, — я не могу скрыть, что величайший физик Америки — это я».
«БРОМ ОТКРЫЛ БАЛАРА»
Балару — весьма посредственному французскому химику — посчастливилось в молодые годы открыть элемент бром. С тех пор он всю жизнь пожинал плоды своего успеха, практически ничем больше не обогатив науку. По этому поводу язвительный германский химик Либих острил: «Балар открыл бром? Нет! Бром открыл Балара».
«НЕ ЗАБОТЬТЕСЬ О НАЛОГАХ…»
Принц Оранский, желая вознаградить горожан Лейдена за услуги, оказанные городом в войне за независимость, предложил им выбор — либо отмена налогов, либо основание университета. Ответ не заставил себя долго ждать: «Не заботьтесь о налогах, давайте университет».
ВАЖНЕЕ НЕЧТО ТРЕТЬЕ…
Фотографии и спектрограммы Марса, опубликованные американским астрономом Ловеллом в 10-х годах XX века возбудили в научных кругах целую полемику. Спорщики пытались выяснить, какое влияние на развитие астрономии оказывает местоположение обсерватории, качество телескопов, фотоаппаратуры.
Ловелл тоже принял участие в этой дискуссии, ограничившись коротким напоминанием: «Фотография — очень важное пособие, но и глаз — превосходное орудие, важнее же всего нечто третье, что помещается где-то позади глаза…»
КОГДА ТЮРЬМА ПОЛЕЗНЕЕ ПАРЛАМЕНТА
Вторая половина XVII века вошла в историю Англии как время повального увлечения естественными науками. Сам король увлекался химическими опытами. А его фаворит Букингам — «химик, скрипач, сановник и шут», — когда впал в немилость и очутился в Тауэре, просил, чтобы ему устроили там лабораторию. Двести с лишним лет спустя один из докладчиков на юбилее Королевского научного общества не без юмора назвал этот случай «доказательством того, что порою людям полезнее сидеть в Тауэре, чем в Вестминстере».
СЛИШКОМ СЕРЬЕЗНО ДЛЯ КОРОЛЕВСКОГО АСТРОНОМА
Английский физик лорд Кельвин знал, с каким трудом даже признанные ученые усваивают новые идеи, и редко обижался на это. Когда крупнейший специалист по магнитным компасам королевский астроном Эри осмотрел знаменитый компас, изобретенный Кельвином, он мрачно изрек: «Не будет работать».
Узнав об этом суровом приговоре, Кельвин добродушно заметил: «Это слишком серьезные слова, чтобы их можно было считать мнением королевского астронома».