Косой изнывал от любопытства, желая узнать о том, что произошло наверху, и Макс коротко рассказал ему обо всем. Простак с усмешкой посмотрел на меня:
— Башка, а ты что, не расскажешь Косому о персике, с которым повздорил? У этой взбесившейся кобылы действительно нашлась пара оглобель, ведь так?
Я изобразил застенчивую улыбку, а Простак продолжил:
— Косой, ты бы только видел физиономию их босса после того, как его погладил Макс. Готов поспорить, что даже жена этого парня сможет смотреть на его лицо лишь в дни зарплаты.
С каждой новой порцией алкоголя, которые Мои всегда своевременно подносил, внутреннее напряжение все больше покидало нас, и каждое звучавшее за столом замечание начинало казаться умным и необычайно веселым.
— Ну и нос у их босса, — смеясь произнес Макс. — Он такой длинный, что, будь он набит серебряными монетами, парень мог бы уволиться и жить на добытые оттуда деньги. — После того как смех стих, Макс добавил: — А знаете, налет был выполнен действительно мастерски. Профессор мог бы гордиться нами… Помните его четыре условия успешного налета? — и Макс начал перечислять: — Первое: надежная и точная наводка. Второе: быстрое и безопасное передвижение. Третье и самое важное: налет должен осуществляться быстро, решительно и жестоко… Да, чуть не забыл четвертый пункт, — добавил он, протягивая руку за очередной порцией выпивки. — Необходимо заранее предусмотреть надежное алиби.
Макс оглядел нас с самодовольной улыбкой, явно ожидая одобрения. Я подмигнул ему и сказал:
— Да, Профессор нас многому научил. Как насчет того, чтобы перекусить? Неужели никто не проголодался?
— Да, неплохая мысль. Я совсем забыл о еде, — согласился Макс и послал Косого в закусочную Катца за сандвичами. Ожидая его возвращения, мы молча курили и отхлебывали из своих стаканов. Мои блуждающие мысли вернулись к жене нашего наводчика. Может быть, стоило назначить ей свидание? Нет уж, ее слишком много для любого мужика, даже для такого, как я. Таких, как она, лучше посылать к черту. Я мысленно рассмеялся. Обычно мне хватает трех-четырех нормальных женщин в неделю. Я получаю множество впечатлений. Довольный собой и всем вокруг, я растянулся в кресле и постарался выкинуть жену этого Джона из головы, переключившись на подсчет возможной выручки от взятых бриллиантов. Но у меня ничего не вышло, мысли все время возвращались к ее необузданным действиям и полным похабства посулам. Эти упражнения вызвали у меня приступ беззвучного хохота. Приятели удивленно уставились на меня.
— Что, снова? — сказал Макс. — Похоже, у Башки совсем башка поехала.
По счастью, в это время вернулся Косой с сандвичами, что спасло меня от куда более сильного приступа смеха. Мы схватили сандвичи с таким же радостным возбуждением, как делали это когда-то в детстве. Единственная разница состояла в том, что теперь у нас хватало денег на все сандвичи с горячим мясом, какие мы только могли съесть. И осознание этого факта вызывало в нас ощущение уюта.
Мы не давали покоя Толстому Мои, требуя все новых порций пива. Косой, расправившись со своими сандвичами, достал из кармана гармошку, откинулся вместе с креслом к стене и плавно и нежно заиграл «Прощай, моя крошка с Кони-Айленд». Макс торопливо проглотил последний кусок, запил его большим глотком пива и запел мелодичным баритоном. Косой мастерски делал все, за что брался. Он виртуозно играл на гармонике, и нам она вполне заменяла симфонический оркестр. Они с Максом исполнили «Арабского шейха», затем «Дарданеллу». Макс замолчал, и Косой одну за другой начал играть старинные баллады, вызывая в нас чувство тоски по тем временам, когда мы были мальчишками, в карманах у нас ветер гулял и мы часто все вместе пели под гармонику Косого в парке на Джексон-стрит. Мы с комфортом развалились в креслах. Сигары приятно благоухали, пиво было просто восхитительно, желудки — полны, мир — надежен и осмыслен. Лицо Большого Макса выражало такое довольство, какое до этого мне приходилось видеть лишь однажды. Я видел такое выражение на лице одной темпераментной вдовушки, которую мне довелось полностью удовлетворить после многих лет ее прозябания с престарелым и давно недееспособным мужем.
В комнате воцарились покой и тишина, один за другим мы погружались в приятную дрему. Внезапно, словно топором лесоруба, тишина была разрублена резким звуком телефонного звонка. Макс поднял трубку и какое-то время отрывисто кидал в нее: «Да. Да. Да». Затем пару минут он просто слушал, снова бросил в трубку пару своих «да» и швырнул ее на аппарат. Мы с любопытством смотрели на него. Макс не спеша раскурил сигару, выпустил густую струю дыма, швырнул спичку на пол и лишь затем беззаботно произнес:
— Этот чертов малыш Винсент Колл из банды Датчанина в Бронксе, тот, кого называют Бешеным Ирландцем. Похоже, он совсем взбесился.
— Ну, и что дальше? — ехидно спросил я. — Кому до этого может быть дело?
— Дело не только в нем. Малыш убедил тридцать человек из банды Датчанина присоединиться к нему и обещает, что грохнет Датчанина или любого из людей Общества, если они начнут путаться у него под ногами. Датчанин назначил награду в пятьдесят тысяч тому, кто уберет парня.
Я присвистнул. Простак воскликнул: «Бог ты мой!», а Косой возбужденно вскочил и с готовностью спросил:
— Готовить «кадиллак», Макс? Мы отправляемся на дело?
Макс покачал головой:
— Нет. Все банды города оттопчут друг другу ноги в борьбе за такой приз. У этого тупицы столько же шансов устоять против Общества, сколько у коровы забодать товарный поезд с сорока вагонами. — Макс хмыкнул. — Но это еще не все. У парня, оказывается, есть чувство юмора. Он захватил Большого Френци, отрезал у него ухо и прислал его вместе с запиской, в которой потребовал восемьдесят тысяч, — Макс хохотнул, — пообещав, что если завтра денег не будет, то он пришлет совсем другую часть Френци, засунув ее в сандвич вместо сосиски.
— С горчицей или без? — спросил я. Не обращая внимание на мой прикол, Макс продолжил:
— Контора сказала, чтобы мы на всякий случай были наготове. Думаю, нам надо просто посидеть здесь и подождать, не будет ли других приказаний.
Мы расселись за столом и начали играть в греческий рами двумя колодами карт. Через пару часов Косой уже выиграл около пятисот долларов. Я почувствовал, что на самом деле очень устал, встал из-за стола и сказал, что иду спать.
— Неплохая мысль. Давайте действительно пораньше разойдемся и подавим подушки, — поддержал меня Макс.
— Башка пораньше отправляется домой, чтобы подавить блондинку! — игриво заметил Косой.
— Нет уж, не сегодня, — ответил я и двинулся к выходу.
— Эй, Башка! — окликнул меня Косой.
— Да?
— Я не хочу быть навязчивым и совать нос в твою интимную жизнь, но то, что про тебя рассказывают, — это правда?
Я глядел на Косого, не зная, надо ли обижаться. Однако мне стало любопытно, что же такое обо мне рассказывают, и я вернулся к столу.
— Ну, Косой, — сказал я, раскуривая сигару, — ты уже засунул нос в мою интимную жизнь, так что давай выкладывай, что ты хочешь о ней узнать.
Косой растерялся.
— Ну, говорят… — пролепетал он и замолчал.
— Давай, продолжай. Когда это ты успел стать стеснительным? — я покровительственно улыбнулся.
— Говорят, что ты каждый вечер приводишь к себе новую девку, — произнес Косой.
— Каждый вечер и всегда новую? Ну, это большое преувеличение. Я вовсе не настолько хорош. — Я задумчиво улыбнулся. — Хотя то, что каждый раз новую, может быть, и правда.
— Да, Башка. Говорят, что ты просто как Казанова, — влез в разговор Макс. — Казанова с Бродвея.
— Значит, меня теперь называют так? Башка с Пером, Казанова с Бродвея? — сухо произнес я. — Несколько неуклюже звучит все это вместе. Правда?
Мы все рассмеялись, и Простак продолжил:
— Новая девка каждый раз — это тоже очень здорово. По три в неделю, за десять лет это… — он уставился в потолок, подсчитывая в уме, а затем присвистнул. — Бог ты мой, получается около полутора тысяч женщин!