Но тут Петя всё же сдался и, встав с меня буквально на секунду, надел презерватив и теперь не просто лёг сверху, а пригвоздил моё бедное истерзанное тело к матрацу своим.
— Первым, хочу быть первым, — шептал он, лаская мочку. — Я же первый? Первый?
Скрывать было бессмысленно и глупо.
— Да, да, да. Да-а-а.
Он тяжело выдохнул и ногами раздвинул мои колени ещё шире. Его возбуждённый член я уже явственно ощущала около своих самых скрытых складок. Как же меня потряхивало в этот момент.
— Малышка, моя сладкая малышка. Теперь только моя.
Его губы накрыли мои, и моё тело пронзила резкая боль, и я закричала, инстинктивно пытаясь отстранится и её прекратить. Но поцелуи и шёпот начали успокаивать меня.
— Тише, тише, малышка, тише. Терпи, просто немного потерпи. Умница, храбрая моя умница. Да, вот так. Так надо, лучше сразу и резко, чем медленно и плавно. Всё хорошо, просто терпи, и сейчас отпустит. Сожми, сожми сильней. Ещё, ещё, ещё-ё-ё!!!
Слова Пети перемежались откровенными и порочными поцелуями, ласками и стонами.
А мне уже было совершенно не больно, я лишь испытывала невероятное наслаждение от него внутри и его напора.
Он двигался всё быстрее и со всё большей силой, как будто хотел порвать меня ещё раз.
И вот не осталось уже ничего, кроме стонов, выкриков имени и стука кровати, которая напоминала пожарище.
— Сильней! Сильней! Сильней! — просил он.
— Ещё, пожалуйста, ещё! Петечка, Петя, Петя, сильней! — вторила я.
Движения всё быстрее, стоны всё громче, и вот внутри меня пружина закручивается на полную, и я умру, если сейчас с ней что-нибудь не сделать.
Петя будто почувствовал это и, слегка приподняв меня, поменял угол проникновения. И, попав в ту самую точку, начал долбить по ней что есть силы, заставляя метаться под ним и выгибаться дугой. На лбах у обоих выступила крупная испарина, все тела потные, а Петина спина, кажется, стала напоминать решето после моих острых коготков.
А спустя ещё пару минут я впервые в жизни чувствую, как внутри меня выстреливает мужской член, и пружина моя разжимается, унося высоко. И в ушах моих раздаются крики наслаждения. А перед глазами мелькают миллиарды ярких звёзд.
Благодарственный поцелуй, и мы лежим рядом, ошалевшие и счастливые. В голове и теле легко и беззаботно танцуют счастливые барабашки.
— Ты хоть представляешь, как мне сейчас хорошо?
Я повернулась к Пете.
— И мне.
Петя улыбнулся, а я потянулась к его губам. Он прижал меня сильнее к себе и снова опрокинул на простыни, подминая под себя.
— Прости за боль, малыш. — Петя потёрся носом о мой нос. — Если б ты знала, как бы я хотел, чтоб всё было по-другому, но, чёрт дери, только так.
Я вновь приложила палец к его губам, заставляя замолчать.
— Это восхитительно. Ты тоже прости, что не сказала про…
— Тс-с-с. — Пришла Петина очередь меня затыкать. — Даже думать не хочу, как бы я сейчас всё крушил, свихнувшись от ревности, если бы не был первым. Ты потрясающая, и ты моя, теперь только моя. Никому не отдам. Слышишь, н-и-к-о-м-у! Моя. Навечно моя.
И эти невероятно горячие губы снова начали терзать моё измотанное тело. А я улыбалась как дурочка. Ревнивец, мой родной ревнивец.
— Отелло, ревнивый и сумасшедший Отелло, до безумия любимый.
Тут же сверху меня опалил серьёзный и строгий взгляд.
— Я не шучу — любая мужская особь рядом, и…
Не дав ему договорить, я увлекла его в новый поцелуй. И пусть утром мы снова станем чужими, но сейчас, сейчас это — мои ожившие мечты, и я хочу тонуть в них.
— Хитрюга. — Он улыбнулся. — Любимая хитрюга. Ловко сообразила, как сменить тему. Но я предупредил.
— Любимая? — изумлённо спросила я, когда до меня дошёл смысл его слов.
— Просто до умопомрачения любимая.
Я потёрлась о его щёку, а он начал покрывать новой волной поцелуев мои лицо, шею, волосы.
— Но так не бывает, не бывает.
— Не бывает, но я влюбился. Как только увидел тебя там — в зрительном зале. Пропал окончательно.
— Безумец, сумасшедший безумец. Это просто красное платье и помада.
— А может это тогда, потому что я известный актёр? — поддел он в ответ, намекая на причины моего согласия на секс.
— Дурак, — обиженно парировала я. — Это потому, что ты — это ты, любимый и лучший.
— И это потому, что ты сводишь с ума, дурочка.
Поцелуй — и я снова чувствую, как его член всё сильнее каменеет, и это уже стало таким привычным. Даже несмотря на столь короткий промежуток времени.
— Я точно с ума сойду, — тяжело дыша, прошептал он, уткнувшись мне в волосы.