— Он твой отец? — не унималась девчонка.
— Нет, Тикки… Он мой…
Пауза. Пауза томительная, незаполненная.
— Мой отец умер.
Джаред мог бы упомянуть о родстве! Но не стал. Не захотел. Умолчал. Сквозь злость пробилась мысль о преднамеренности этого умолчания, но Мидир тут же откинул её как несостоятельную. Да с чего бы мальчишке, необученному, не жившему в Нижнем, подбирать слова для ответа?
— Почему ты не хочешь уйти в Грезу?
— Грезы нет давным-давно.
— Но есть Нижний. Ты будешь жить там вечно!
— Отец говорит… говорил, вечная жизнь — вечные утраты.
— Звучит глупо. Прости-прости, — поправилась она на сопение Джареда. — Скажи, а что еще твой отец говорил про фейри?
— Ши. Они называют себя — ши. Они полны властью и пренебрежением к людям…
Джаред выдержал паузу, как заправский оратор. Мидир озлился: видят старые боги, отдельные человеки этого с лихвой заслуживали! Уж не для него ли это представление?
— Ши как дети, вечно молоды, вечно безумны. Они бездумно балуются магией. Один раз это уже привело к концу света.
— Странно слышать это от тебя.
— Меня от людей отличает лишь форма ушей, — было сказано с истинно королевским достоинством. — Отец часто покидал нас и надолго, а люди…
А вот здесь племянник без задней мысли от человеков открещивался. Мидир еле сдержал ухмылку — не все так однозначно, дорогой Джаред, как ты хочешь показать!
Мальчишка откашлялся и продолжил ровным голосом:
— …я не могу обвинять их. Я вызываю скверные чувства одним своим присутствием.
— Может, с этими кончиками можно что-то сделать? Они ведь не слишком видны и лишь чуть выдаются!
— Пойдем, Тикки… Знаешь, вы, женщины, думаете похоже.
— Да? И что это значит?
— Моя мама, когда меня в очередной раз побили, отрезала их, — проронил Джаред высокомерно и скучающе.
— Ты шутишь? — охнула Тикки. — А почему тогда…
— Ничего не вышло. Упрямые уши отросли к утру.
— Твоя мать ненавидела тебя?
— Она меня очень любила. И была очень настойчивой…
Голоса и шаги наконец затихли. Волчий король понадеялся, что это означает: дети перестали шушукаться в коридоре и вернулись к себе.
Он сжал и разжал руку, медленно выдыхая. Настойчивой, значит? Сколько раз Джареду отрезали уши? Даже если Вейсиль рыдала, делая это!
Вот же… Ругательство вновь застыло на языке. Невозможно обвинять погибшую жену брата, но Мэрвин! Мэрвин хоть что-то мог сказать о своем роде! Оборотная сторона быстрого исцеления ши — восприимчивость к боли. Мальчик мог просто не выдержать и умереть от смертной муки. Мидир стукнул кулаком, и столик отлетел к стене. Боль прошила руку и спину.
— Ты словно переживаешь за меня, — голос Джареда прозвучал совсем рядом.
Племянник подкрался по-волчьи, тихо и незаметно.
— Я переживаю за людскую глупость в первую очередь. И да! Я переживаю за тебя! Почему тебя это удивляет?!
— Тебе много лет не было до меня никакого дела.
— Мне не было до тебя дела? Вот так… — Перевернутый стол лишился ножек, — мне не было никакого дела? Или вот так?
Сундук был хорош, но иначе Мидир мог разнести весь дом.
Поднявшаяся волна злости требовала более полного выхода, а надменно застывший племянник подливал масла в огонь. Но перед глазами тоже поднималась волна, увы, не злости, а мелькающих крошечных точек, роящихся, как маленькие феи. Мидир пнул обломки столика, порадовался, что установил звуковой барьер, и резко наступил на оставшуюся поблизости ножку. Дерево треснуло. За разгромленную комнату Лейле придется явно доплатить!
Джаред вздохнул глубоко.
— Отец был прав, когда говорил про нижних. Ломать вы умеете прекрасно. Я уйду, и никто меня не удержит.
Развернулся и пошел к дверям, старательно обходя щепки. Одним прыжком Мидир оказался перед ним, закрывая собой проход, положил ладони на плечи мальчишки, еле удерживаясь на ногах и ощущая текущий по спине холодный пот.
— Послушай, просто послушай меня. Ломать мы действительно умеем прекрасно. Но и не только это, еще и творить, и любить, и держать слово. Дай мне закончить мою… работу, — потряс он головой, разгоняя вьющиеся точки. — И я сам отведу тебя, куда пожелаешь.
Джаред смерил его взглядом, словно что-то решая про себя.
— Твоё Слово?
— Моё Слово, благие ёлки!
— А Тикки? Почему ты не отпустишь ее прямо сейчас?
— Потому что мне некогда заниматься ей сейчас. И потому что окажись она дома, твоя э-э-э… Тикки, как бы ни клялась молчать, начнет чесать языком направо и налево. А вырвать ей язык… Это будет не слишком красиво для девушки.