— Тшш, мой дорогой, я знаю! Знаю, как это больно. Мы люди, мы часто теряем. Вам сложнее.
Лейла отняла его ладони, целовала лицо, избегая губ, и эта молчаливая забота удивительно тронула Мидира. Он всмотрелся в темно-карие очи — и прижался губами к приоткрытым губам. Руки его сомкнулись на женской спине, притянули к себе, и Лейла покорилась, тая безо всякого волшебства.
К неблагим и фоморам раны…
А потом мысли пропали. Лейла была теплая. Живая. И отдавала себя, согревая его, возвращая из мрака и холода небытия.
Лейла утешала его, как могла, чем могла. Боль не уходила, но становилась менее острой. С ней можно было учиться жить.
— Ты успокоился?
— Успокоюсь, — выдохнул Мидир. — Как только вытру ноги об их трупы!
— Я надеялась на большее… Но придется удовольствоваться и этим, — прошептала Лейла, укладываясь щекой на его плечо.
Глава 7. Горькая память
— Сердце холодно, тело горячо, — услышал Мидир шелковистый голос Лейлы, когда они выплыли из огненного марева страсти, а окружающий мир приблизился, вновь обретя краски и звуки.
— Что? — не понял он и взволновался.
Как она оказалась сверху, он не слишком-то помнил… Кровать они вроде бы тоже покидали, что помнилось еще более смутно. Кости схватились, но плечи и руки горели огнем, хотя это казалось сущей мелочью — боль потери притупилась, позволяя дышать и думать.
Скинул остатки наваждения, быстро приподнял, ощупал Лейлу и успокоился. Он провел ладонью по пышной груди, стирая прикусы, огладил крутые бедра, влажные и горячие, удаляя красные следы от пальцев.
— Не съел, хотя был близок, не съел, но… Мой дорогой Майлгуир, ты все так же любишь одним телом, — прозвучало не укором, но насмешкой.
— Как шлюха?
Мидир оторвался от созерцания Лейлы, которая ощутимо похорошела за время его отсутствия, и поднял бровь, не зная, нарычать или рассмеяться. Настолько едких замечаний себе не позволял даже Мэллин, а сам Мидир, получается, позволял? Волчий король фыркнул, полусердясь-полусмеясь, помотал для верности головой, выбрасывая лишние мысли.
— Как ши, — смягчила его слова Лейла. Впрочем, озорные огоньки в её глазах очень даже одобряли прозвучавшее сравнение.
— Ши иногда любят! — душа просила вступиться за честь всего бессмертного рода. — По-настоящему, всем сердцем. Тогда мы начинаем творить безумства: клясться в верности, совершать подвиги во имя любви, приращивать душам крылья, останавливать времена и пространства, целовать в губы…
Мидир улыбался, но женщина шутку не приняла.
— Когда полюбишь сердцем, захочешь поцеловать свою избранницу… И я ей завидую.
Она глянула искоса, подняла руку Мидира и поцеловала ладонь.
— Если тебе интересно, твое тело меня очень порадовало, мой прекрасный и неистовый ши… Словно чуешь, что нужно женщине, — помолчала в раздумье, попыталась подтянуть лейне, но Мидир не позволил, удержав ее руку. — Беспокоюсь я, как бы Тикки не влюбилась! Ты разобьешь ей сердце, как и мне.
— Тебе? Сердце? — осознавать себя прекрасным и неистовым даже в столь разбитом состоянии было приятно, Мидир по праву гордился, что смог доставить женщине поистине неповторимое удовольствие, а вот осколки чего-то разбитого неприятно царапнули.
Волчий король мысленно отчитал себя за душевную слабость, но сжал захваченную Лейлой ладонь и приласкал её запястье. Нет, разбивать что-либо в Лейле ему вовсе не хотелось.
— Ты сказал, что скоро вернешься, и что?.. — пухлые губы дрогнули и обиженно поджались.
— И что? — гладя белую кожу, переспросил Мидир. Россыпь веснушек смотрелась, как поцелуи солнышка, а рыжина вьющихся прядей была заметно темнее, чем у галаток.
— И объявился спустя шесть лет! Шесть лет, Майлгуир! — всхлипнула Лейла.
— Я не знаю, что сказать.
Пальцы Мидира прошлись по изгибу плеч, дернули за темно-рыжий локон.
— Ничего не говори… Я понимаю, в твоем счастливом мире нет времени. Хорошо, что ты застал меня не старухой.
— Но ты простила меня, потому что я…
— Красивый? Болван! — всхлипнула Лейла. — Потому что ты… такой, как есть. Разве можно обижаться на бурю или ураган? Для тебя не существует людских правил, но истины… похоже, у людей и ши они одинаковы. Только время течет по-разному. А я замуж выйти успела, — откинула она за спину растрепанные волосы, но отстраниться больше не пыталась.