Потусторонний, больной свет луны пробивался неясным сиянием в отсутствие теплого огня лампы, наводил на мысли о мертвецах, скребущих лапах, страшных черных когтях. Ах нет, показалось, всего лишь ветка.
Стук сердца отдавался по всему телу. Алистер напомнил себе, что он давно не мальчишка, жмущийся к теплому боку бабушки, а большой человек, судья. Надо мыслить разумно.
К примеру, приказать выпороть негодного слугу. В постели опять зябко, наверняка по его вине. Не заснуть — хоть два, хоть три меховых одеяла возьми. И занавеси стоит задергивать лучше.
Нет, надо же, какие мерзкие мысли и жуткие тени порождает всего-то навсего не вовремя проехавшаяся по окну ветка. Он тут уже себе напридумывал. Стоило бы просто встать и распахнуть створки, убрать те пять длинных, острых на вид веточек, что настойчиво скребут по раме… Даже в отсутствие ветра.
Привидится же такое. Наверняка виноват недобросовестный садовник: ветки давно пора подрезать. Верно, стоит устроить показательную порку.
А ещё этот холод, прихватывающий за ноги не хуже пальцев мертвеца. Ох, гнать-гнать подобные мысли. Ноги, впрочем, подтянулись будто сами, когда от окна донесся новый скрип и шорох, переходящий в постукивание.
Тук. Ту-ук. Тук-тук-тук.
Так же раньше звенела капель, еще в старом, отчем доме, том, где они жили всей семьей. И волки тогда не выли столь жутко.
Тук. Ту-ук. Тук-тук-тук.
А может, во всем виновата просто старость. Весна, сыростью тянет из леса. Сыростью и тленом. Теперь все отдает тленом.
Тук. Ту-ук. Тук-тук-тук.
Ветки скребли все настойчивее, словно стучал кто. Алистер еще раз присмотрелся к просвету окна и прислушался: острые коготки веток продолжали свой монотонный ритм. Глупое ощущение не проходило, мысли о ждущих справедливости душах и бабкины сказки смазывались.
Тук. Ту-ук. Тук-тук-тук.
Стук нервировал, казалось, что Алистер лежит не в собственной спальне, а дремлет за столом, когда кто-то излишне назойливый ясно и различимо…
Тук. Ту-ук. Тук-тук-тук.
Да! Долбится в дверь подобно дятлу! Страшно хотелось спать, но холод и стук делали это невозможным, Алистер сердился все больше, злость на глупый непрекращающийся стук росла и росла. Если уметь говорить с силами ночи, их можно обуздать. А можно добиться обратного, и Алистер смолчал.
Тук. Ту-ук. Тук-тук-тук.
На этот раз звук читался злорадным, судья не выдержал и вызвал просителя на ковер, чтобы отыграться, занимаясь решением столь судьбоносного вопроса, чтобы следовало будить его посреди ночи.
Тук. Ту-ук. Тук-тук-тук.
Как в суде — докучливые посетители.
— Войдите уже, раз так нужно! — не удержался Алистер. — Нет от вас покою ни днем, ни ночью!
Тук. Ту-ук… в шуме ветра послышалось даже спасибо, что явно говорило о его, Алистера, нездоровье.
Шуршание стихло, накатило облегчение, под тремя одеялами стало уютнее, и Алистер потянулся за горячим, неразбавленным вином, которое дожидалось своего часа в толстой кружке, прекрасно хранящей тепло.
Мысли были добрыми, прокатывались вместе с согревающим напитком по венам, соединяли прошлое с будущим простыми мыслями. Бессмертные ши? Ждущие души? Бабкины сказки!
Что-то скребнуло в углу, должно быть, мышь. Странно, что настолько нахальная, тоже, видно, просить пришла. А нерадивого слугу все одно надо будет уволить! И завести кота. А лучше — трех! Ещё бабка говорила… Хотя, к её бредням эту самую бабку. А коты просто хорошо ловят мышей. И ничего в таких домах не пропадает, а что видят невидимое, так это никто не смог доказать достоверно, помнится, был в начале его судейской работы случай…
Один известный и уважаемый человек, бывший до того случая старостой, утверждал, что видел своими глазами превращение человека в волка, и если бы не кот, не удалось бы ему отпугнуть оборотня от своего дома. Правда, кот не смог отпугнуть от его дома одного препротивнейшего менестреля, исполнившего песнь поношения с выдумкой и огоньком. Сам Алистер прибыл разбираться, что в той песне правда, а что — нет, однако нашел бывшего старосту в бегах и доказывать почти ничего не пришлось. Разве что твердил все про кота, оборотня и даже в острог своего кота потащил! Все боялся! И кого? Оборотня? Глупости!
А менестреля тогда изловили и даже казнили, хотя отчеты исполнителей расходились касательно того, что именно произошло на лобном месте, разбираться ещё и в этом Алистер не стал. А про доклады запомнил, потому как подавал их стражник, чуть не светившийся от счастья, раскосые серые глаза сияли, а известие о смерти менестреля отчего-то приводило молодца в восторг. Зачитывал доклады он, по крайней мере, ужасно радостно, важно и с выражением. Алистер услал чудака куда-то в приграничье, надеясь, что его сожрут эти самые волки.