— Но ты можешь говорить часть правды. А это все равно что запутывание!
— Так задай мне прямой вопрос, — Мидир приглашающе повел рукой, маня присесть и поговорить на равных.
Джаред предсказуемо бросил ветвь мира в огонь негодования.
— Твоя мать — женщина Верхнего? Ответь! Скажи мне! — в уголках ледяных, взрослых глаз заблестели слезы, Мидир поспешил назвать вещи своими именами.
Расплачется, а потом казниться будет и вообще на глаза не покажется неделю, чтобы дядя точно позабыл глупое проявление ребяческих чувств.
— Моя мама, Синни, жительница Верхнего мира, простая смертная. Она спустилась в Нижний по большой любви, — Мидир наставительно поднял палец, не указывая на мальчика, но подчеркивая свои слова: — Она твоя бабушка, Джаред, наследный принц Дома Волка Благого Двора всех Светлых земель.
На одно долгое мгновение в комнате повисла тишина, Джаред широко распахнул совсем не льдистые, а просто серые глаза, и уставился на Мидира так, будто впервые слышал о бабушках, дедушках и семье за пределами родителей.
Мидир не торопился поздравить себя с победой, пусть посеянное сегодня зерно отзовется позже, пусть. Главное — отзовется.
И Джаред, придя в себя, не преминул оправдать его ожидания:
— Не зови меня так! Никогда! — рубанул он словами не хуже, чем мечом, заставив Мидира мимолетно задуматься, какое оружие легло бы волчонку в руку.
— Как скажешь, Джаред, — он кивнул словно сам себе, опуская голову и скрывая радость небольшой победы.
«Никогда» — сильное слово, особенно для бессмертных. Вдобавок радовало ощущение перспективы: Джаред просил не звать его так никогда впредь.
И уже это означало, что расставаться с Мидиром он пока не планировал.
Ну то есть планировал, как дети планируют свои шалости, больше мечтая, чем действительно обдумывая.
— Но… — в голосе племянника звучали обида напополам с растерянностью. — Почему у тебя уши…
— А что с моими ушами? — Мидир склонил голову к плечу, вытягивая уши и заставляя их покрыться шерстью, как у волка.
Джаред не развеселился, досадливо вздохнул на непонятливость взрослого:
— Они человечьи! В смысле, были.
— Уши у людей и у жителей Холмов одинаковые, — Мидир спрятал волчьи уши и не упустил случая сблизить людей и ши в представлении племянника, даром что между ними и впрямь было много общего.
Джаред надулся в непонимании.
— Верхний мир отторгает волшебство и метит его носителей. Если бы ты родился в Нижнем, мой мир принял бы тебя как своего. Он и сейчас готов принять тебя, — устало договорил Мидир: беседа вышла недолгой и непростой. — Джаред!
Мидир огляделся, но племянника уже не было. Джаред вышел по-волчьи тихо — и опять ничего не ответил на негласный вопрос волчьего короля.
Глава 11. Игра в фидхелл (отредактировано)
— Райнд-холл… — Лейла проворно разложила на полу свитки, придавив края ножами. — Тут обитает твой Рагнар… Дался он тебе!
— Пока не дался, в этом-то и печаль, — задумчиво произнес Мидир. — Как ты их добыла?
— У одной из девочек постоянный любовник — помощник главного строителя.
— А это что? — На планах твердой рукой были прочерчены дополнительные сигнальные башенки.
— Замок не так давно перестраивался по приказу Рагнара. Я подумала, это может быть важно для тебя.
— Ты диво, Лейла, — чмокнул Мидир подставленную щечку и углубился в толковые изменения.
Выложенная в камне руна перед входом подразумевала неплохую магическую защиту.
Кого тут ждали? Может быть, боялись брата? Мэрвина, который старался даже травинки не мять без причины? Сомнительно, пусть и небезосновательно: Мэрвин был ближайшим из волшебных существ, о нем знали, но предпочитали обходить десятой дорогой, иначе не селиться бы ему в спокойной глуши.
Лейла протянула вино, отвлекая наверняка специально. Осторожно, ласково провела по плечу ладонью, и Мидир натянуто улыбнулся. Что-то он совсем теряет лицо в Верхнем, раз простая смертная в который раз видит то, что он прекрасно скрывал от всего Благого Двора на протяжении тысяч лет — подлинные чувства, до сих пор грызущие его душу боль и тоску…
Мидир кивнул Лейле, отпил вино и прикинул расклад.
Кроме Рагнара, в Райнд-холле находились Руфус с высокородным Патриком, то ли беспокоясь за себя, то ли защищая будущего короля галатов. Руфус, заработавший состояние на перепродаже рабов, был Мидиру особенно ненавистен. Любая волчья душа не терпела и намека на несвободу, а этот человек торговал чужой свободой, словно маслом или кожей.