— Жалко, как известно, на хвостике у песчаных, — огрызаюсь я, перефразируя на ходу одну любимую фразу из прошлой жизни. Каракурт, впрочем, её оценил и глухо хохотнул, пригрозив в мою сторону кончиком скорпионьего жала.
Когда мясо уже было готово, я, к собственной чести, не набросилась на него сразу. А если я и дёргалась в сторону костра, то меня удерживала на месте Тростинка, поглаживаниями по шее и успокаивая мой недовольно урчащий желудок. А ещё Лонгану пришла в голову гениальная идея - запечь горные яблоки на углях. Но судя по недовольной морде радужного, намного лучше они не стали, сохранив свой неподражаемый вкус. Впрочем, для уже сжевавшего часть своих запасов Лонгана, это было хоть что–то.
И вот он, практические прекрасный ужин! К которому не побрезговала присоединиться даже Фирн, взявшая кусок побольше и поспешившая скрыться на границе между светом догорающих углей и темнотой наступающей ночи. Да чего уж злобный сугроб, даже наша принцесска, видимо забывшая о своём брезгливом отношение к еде “сухопутных”, соизволила взять себе кусочек понежнее, протиснувшись между Цирконом и Предвестником. Ещё и промурлыкала что–то про «изысканность кухни песчаных, достойной даже королевских особ». Хотя в этом я с ней была согласна, с удовольствием вгрызаясь в жареные козьи рёбрышки, не стесняясь их раскусывать после того, как содрала всё мясо, чтобы добраться языком до нежного костного мозга. Каракурт тем временем без остановки возился с новыми порциями мяса, не забыв и себе в пасть закинуть пару кусков, да раздать всем желающим добавку.
Пока я ем, на меня наваливается это обманчивое чувство того, что всё будет хорошо, что мы все поступаем правильно. Но оно очень быстро проходит, уступая место банальной усталости и сонливости, которую я не в силах удержать в себе. Широко зевнув, я отхожу чуть в сторону от костра, завалившись сначала на бок, а затем кряхтя и фыркая перевернулась на спину.
Может… оно всё–таки и неплохо - всё это приключение? И в нём есть что–то хорошее? Похоже, после горячей еды и дня полной нагрузки меня немного разморило.
Подняв свой взгляд на мигающие поверх чёрного полотна неба точки, я размышляю о том, что где-то там, вдали, мой бывший дом. А я здесь, в совершенно другом мире, с незнакомыми мне “детьми” и “подростками” спасаю драконьи королевства непонятно от чего. На меня, точно на мягкую моховую кочку посреди болота, запрыгивает довольно мурлычущая Тростинка, прижавшись мордашкой к моей шее. А рядом пристраивается что–то пышущее жаром.
— Не слишком ли близко? — интересуюсь я без особого возмущения у усмехнувшегося Каракурта, решившего прижаться к моему левому боку своим гребнем.
— Ночью в горах может быть очень холодно. А я тут самый тёплый. Так что не ворчи, а радуйся, что ты об меня будешь греться, — скалиться песчаный, переворачиваясь на свой живот и накрывая меня и сестрицу тёплым крылом, а другим крылом накрывая пристраивающегося к нему Лонгана, уже к которому жмётся и Звёздочка. — Только с хвостом осторожнее. Я бы не хотел никому причинить вреда, — напоминает он нам, провожая взглядом направившуюся к воде Сайду.
— А остальные? — сладостно зевает Звёздочка, прижавшись своим ухом к плечу довольно фыркающего Лонгана.
— Я не мёрзну, — морщиться Циркон, отходя от костра и сворачиваясь в недовольно сопящий клубок в стороне от нас. Небось завидует, что мы будем спать все вместе и в тепле, а он в гордом одиночестве в сторонке!
Фирн лишь презрительно фыркает, отворачиваясь от нас и удаляясь к нескольким скалам, откуда злобно сверкает своими серыми глазами в сторону сидящего у затухающих углей Предвестника. Ночной дракон, судя по всему, спать не планирует, подняв свой взгляд к небу и разглядывая звёзды. Он даже что–то начинает говорить, но я уже и не слушаю – теплота, идущая как от Каракурта, так и изнутри моего живота, усыпляет меня.
***
Когда–нибудь это должно было произойти. Но почему сейчас? Связано ли это с тем, что мы выбрались из Академии, направившись спасать мир?
Пробирающий до костей ветер, от которого не защищает даже моя толстая чешуя, дует со всех сторон, и я распахиваю глаза. Одна, совсем одна, нет никого рядом. Даже сестрицы, хоть я и ощущаю её тёплое дыхание на своём плече.
Где я? Это не библиотека. Вокруг лишь белая равнина. Куда не глянь – кругом навален ровным слоем снег. Ни единого холмика, сугроба или впадины. Настоящий рай перфекциониста, которым я не являюсь. Меня такой идеальный порядок даже немного раздражает, и я спешу его нарушить, шлёпнув лапой перед собой, оставляя свой след на снегу.
Короткая вспышка белого света заполняет всё пространство, и мир меняется, принимая куда более причудливые формы – земля скручивается, расползается и собирается неровностями, образует отвесные склоны, на которых всё также покоятся снежные наносы. Не способный существовать в реальности пейзаж давит на моё сознание со всех сторон, и я, стремясь от него скрыться, поднимаю взгляд к небу.
Абсолютно серое небо. Не серо-голубое, как может показаться поначалу, но просто серое. Будто заполненное густым смогом от какого–нибудь костра. И на этом небе… кхм, вот это уже больше похоже на мой сон. На этом небе одно солнце, накрест приклеенное синей изолентой. Причём у меня возникло такое ощущение, что это солнце прилеплено поверх серого неба. Мда, теперь я не сомневаюсь в том, что это всё–таки мой сон, а не чей–то ещё. И почему мне что–то милое не может сниться?
Тут же, будто бы услышав мои мысли… хотя нет, это ведь моё сознание, как оно может не слышать мои же мысли? Насколько же это глупо и одновременно сложно. В общем, передо мной возникает Каракурт. Только не живой песчаный, а будто слепленный из снега и льда – идеальная копия, с улыбкой смотрящая на меня своими глазами-льдинками. И почему это возникло в моей голове, когда я думаю о чём–то милом? НЕТ. Нет–нет–нет. Я так не думаю! Я не считаю этого песчаного милым. Он… ну, может, не идиот, но цель у него в жизни – точно идиотская! Да и поведение тоже не слишком адекватное.
Повинуясь моему настроению, статуя меняется в очертаниях, принимая форму… Я тяжело вздыхаю, ведь теперь на меня смотрит Фирн. И в отличие от снежного Каракурта, она куда больше похожа на настоящую – также блестят белоснежные чешуйки и острые шипы, тянущиеся по спине, а в светло-голубых глазах мне отчётливо видится раздражение ледяной.
Так, кого мне надо ударить, чтобы этот цирк закончился? Со всего размаха я отвешиваю сама себе пощёчину. Не больно. Обидно, однако. Тогда… Вскочив на свои лапы, я с разворота сношу статуе Фирн голову своим хвостом. Всё, хватит таких глупостей!
Но глупости на этом только начинались.
Кто бы мог подумать, что из шеи в небо ударит не кровь или её имитация из снега, а фонтан из разбрасываемых во все стороны тараканов, смешно топорщащих усы. Часть из них раскрыла свои надкрылки и с неприятным стрёкотом разлеталась ещё дальше. Несколько тараканов даже зацепились за синюю изоленту, держащую солнце.
Видя всё это, я уже готова была начать громко ругаться на всю округу. Даже набрала побольше воздуха в лёгкие, но тут из шеи статуи в меня выплёвывает старого знакомого – самого крупного и смелого таракана, которого запустило прямо в мою открытую пасть.
— Тьфу, — сплёвываю я щекочущее моё горло своими усами насекомое в сторону, тут же начав играть с этим тараканом в обиженные гляделки. Ну почему нельзя просто поспать и приходиться ловить что–то похожее на лягушачий трип? — Между прочим, я могла тобой перекусить. Я не брезгливая.
Ну, раз я схожу с ума, то почему бы не посвятить этому себя целиком и полностью? В конце концов, во всём надо стремиться достичь если не идеала, то хотя бы мастерства.
Таракан же обиженно топорщит усы, счищая передними лапками со своих чёрных глаз остатки моей слюны. А мир уже окончательно скукожился, перейдя во что–то нереальное, где небольшой квадратик вокруг меня является единственным островком спокойствия. Глянешь в одну из дыр - вроде как на полу - и увидишь небо. Посмотришь наверх – наткнёшься взглядом на снежные просторы. Поглядишь по сторонам – кругом тараканы, уже строящие свою империю из снежных домиков. Даже торговлю устроили, обменивая снежинки на различные стройматериалы из снега.