Голос Мастера звучал торжественно, и несмотря на то, сколь страшные вещи он говорил, мы не решались его перебить, лишь с выпученными глазами смотря на мечтательно улыбающегося дракоманта. Он ведь решил всю Пиррию заморозить, да?
— И этот дракон решил навсегда укрыть Пиррию полотном из снега. Коркой льда, покроющей каждый листок и цветок, сохраняя их первозданную красоту в вечности, — подавшись к нам своим носом шепчет дракомант, сощурив свои глаза. — Дар, после которого не будет больше войн, ведь все станут одним племенем. Дар, после которого для всех будет место, ведь каждый займёт место в круге. Разве это не прекрасно? Слушая журчанья горных ручьёв, этот дракон понимал, сколь справедливо и правильно это решение.
— Ты хоть сам себя слышишь? — неразборчиво бормочу я, чувствуя, как в моей пасти с трудом ворочается язык. Интересно, Мастер хоть понимает, скольких он убил бы таким «подарком»? На мой вопрос он даже не отвечает, видимо не расслышав меня, а мне не хватает смелости повторить эти слова громче.
— И этот дракон начал искать ответ на то, как именно это сделать. Общаясь с принцем небесных, он грелся под его алым крылом, не заметив, как утёк сквозь когти ещё один год жизни и размышлений, за который принц чужого племени стал верным другом, с которым всегда приятно отвлечься от тяжёлого поиска ответа ради отдыха. Но этот дракон не придавал этому особого значения, наконец-то обретя свою цель. Он был счастлив, ища ответы на множество возникающих вопросов, выводя наброски строк будущего дара. И только один вопрос никак не мог даться ему — как? Как изменить столь многое не погрузившись во тьму? Не потеряв собственный свет и самого себя? Вновь этот вопрос предстал перед этим драконом, но на этот раз у него была цель. И он искал ответ, рассуждая со своим другом о природе драконьей души. Небесный даже и не подозревал о силах этого дракона, с удовольствием делясь своими мыслями. И вот, во время одного из разговоров, этот дракон осознал одну вещь. Страшную, вызвавшую поначалу у него дрожь и ужас, но столь манящую и необходимую для исполнения его Дара. — В который раз ледяной выдерживает паузу, переводя дыхание. Интересно, ему самому не надоело повторять один и тот же приём в своём повествовании? Будто он больше ничего придумать не мог. Хотя с учётом того, как он сейчас говорил, определённой жути это всё-таки нагоняло. — Дракомант не обязан тратить свою душу. Ведь душа есть не только у дракоманта.
Тростинка испуганно пискнула, сильнее прижавшись к моему боку после этих слов, а я нервно икнула.
— У каждого дракона есть душа, и душа каждого дракона столь же бездонна, как и душа дракоманта. И она не тронута дракомантией. Так почему нельзя предложить её вместо собственной души? Дар дикой силе, чтобы сохранить чистоту собственного разума во имя блага остальных. С этой идеей этот дракон оставил своего друга, пообещав к нему вернуться в скором времени, и направился искать дракона, чью душу он мог бы обменять на бесценные крупицы знаний. Только представьте себе мир, в котором дракоманты не боялись бы творить. Не боялись бы пользоваться своими силами! Мир, в котором знания о том, что мы знали до этого, обрели бы новую форму. Этот дракон отправился искать новое. Изучать, вести записи и думать над тем, как именно ему нужно сплетать свои слова, чтобы получить как можно больше из чужой души, чтобы не потратить ни одной капли в пустую… Этот дракон понимал, что рискует собственной душой, но он готов был рискнуть, во имя нового. — Глухой смешок вырывается из пасти ледяного, когда он вспоминает об этом отрывке прошлого. — Только этот дракон немного ошибся. Первый его опыт чуть было не стал и последним. Лишённый души молодой земляной, случайно забрёдший слишком далеко в земли небесных, попытался разорвать этого дракона на куски. Его не остановил ледяной выдох и глубокие порезы от когтей. Он был одержим лишь одним — убийством и собственной яростью. Вот только, несмотря на собственную ненависть ко всему живому, он был всё ещё смертен. Всё закончилось после короткого приказа, так же, как и началось — во вспышке дракомантии. И в тот миг ещё один вопрос встал перед этим драконом. Он осознал свою смертность. Осознал, что один неверный шаг может привести к потере всего того, что он достиг. Знания, которые он искал, нельзя было записывать на свитки, они должны быть здесь. — Коготь ледяного постукивает по его виску, когда он проскальзывает пальцами по чешуйкам на своей морде, задевая несколько металлических пластинок брони.
— Он мог бы зачаровать свою чешую, мог бы защитить себя от ран, даровать самому себе кости крепче алмазов. Но разве это спасёт от смерти? Ещё один вопрос вспыхнул в его голове, и он взялся за его изучение, сокрыв свои раны, залечив кровоточащую плоть. Столько вопросов, столько новых, до этого нетронутых граней… Находящаяся за гранью материального душа, нетленная и неприкасаемая! Нечто новое. Этот дракон изучал, запоминал. Он сковывал своими силами драконов, забирая саму их суть, и наблюдал за глубочайшими гранями безумия. Бездушные не теряли свой разум, но мир в их глазах менялся навсегда. В нём пропадала дружба, верность, любовь. Оставались лишь чёрные эмоции, тянущие их на дно. Ненависть, зависть, ревность и множество других пороков драконьего сознания. Они не видели ничего, кроме себя и своих желаний. Да и сама душа тоже представляла проблему. Она не удерживалась в этом мире. Теряя свою связь с телом, она растворялась в потоках ветра, не оставляя после себя ничего. Чем глубже этот дракон погружался в изучение этих вопросов, тем всё больше и больше новых вопросов представало перед ним, ответы на которые ему предстояло найти. Неизвестное и новое, секреты. Новая эпоха развития дракомантии. Новый день, который навсегда развеял бы тьму драконьего невежества в таинстве знаний. Он не останавливался. Он искал, полностью отдавшись своему делу. Забыв обо всём мире. — Ледяной всё также игнорировал наши напуганные взгляды, медленно поднявшись со своего места и обходя рояль, видимо решив, что этому моменту не хватает злодейской музыки. — И он достигал успехов. Он находил способы решить вопросы. Душу можно было не только оставлять в чужом теле, используя её лишь по необходимости, но и связать с определённым предметом. Ей нужна оболочка, в которой она сможет сокрыться от дыхания мира. Естественно, это было лишь начало. Этот дракон нашёл способы, как можно держать обезумивших под контролем. Опутать каждую их мысль сетью из дракомантии, сковывая дракона правилами и законами, которые он не мог нарушать. И чем меньше таких правил, тем больше сохранялось от изменённого сознания отдавшего свою душу. Хотя, можно было поступить и по-другому.
Ледяной замирает перед роялем, опускаясь на свой хвост и осторожно приводя инструмент в порядок. Спрашивается, конечно, зачем он его закрывал, но кто вообще этих психов поймёт? Может, у него в голове ветер гуляет? И вообще, даже несмотря на некую логичность всего сказанного, действия Мастера находятся за пределами морали! Наверное… О морали, вообще, можно долго рассуждать, придаваясь расплывчатым сравнениям о том, что «хорошо и плохо» — лишь разные концы одной палки.
Когти дракона прикасаются к клавишам, наполняя тяжёлой музыкой весь зал.
— После того, как душа покидала всё ещё живое тело, можно было выжечь всё плохое, неправильное и злое, оставшееся в драконе. Стереть его личность, оставив лишь необходимое. Безвольные, лишённые чувств и мыслей, эти драконы были готовы к любой, даже самой монотонной работе, выполняя её без единого изъяна. Вот только… у них не было фантазии, они не способны действовать за пределами отданного им указа, принимать свои решения самостоятельно. Этот дракон пытался совместить первый и второй вид бездушных, но… результат его напугал. Холодный, лишённый даже намёков на чувств разум, подчиняющийся лишь строгой логике… Лишь единожды он сотворил нечто подобное. И после этого никогда к нему не возвращался.