Всегда поблагодарит за любую мелочь. Недавно я проезжал мимо, когда она с мальчишками была на прогулке. Дети бегали по вересковому полю, а она что-то вязала и как раз очень расстроилась, потому что у нее кончилась шерсть. «Ну-ну, – сказал я, – может подвезти вас в Лимсток? Мне все равно надо заехать туда за удочкой. У меня это займет не больше десяти минут, а потом я вас привезу назад». Она задумалась, не хотела оставлять ребят без присмотра. «Да ничего с ними не случится, – говорю я, – кто их тут обидит?» Мальчишек я брать с собой не хотел, это уж извините! Ну, уговорил я ее, высадил у магазина, а через несколько минут на обратном пути подобрал – вот и все. Уж так она меня благодарила! Очень приятная девушка.
Я постарался как можно быстрей отделаться от него. А после этого я увидел мисс Марпл в третий раз. Она выходила из полицейского участка.
Откуда берется страх? Где он возникает и где прячется, прежде чем вынырнуть наружу?
Достаточно одной коротенькой фразы. Вы услышите ее, она уткнется у вас в памяти и вы никогда уже от нее не избавитесь:
«Возьмите меня с собой… Так страшно сидеть и думать о том, какая я была злая…»
Почему Миген сказала это? Почему у нее было чувство вины?
Ведь не из-за смерти же миссис Симмингтон.
Почему она чувствовала себя виноватой? Почему? В чем она могла себя винить?
Миген? Исключено! Миген не могла иметь ничего общего с этими письмами.., с этими отвратительными, гнусными письмами.
Оуэн Гриффит знал на севере аналогичный случай – школьница…
Что это говорил инспектор Грейвс? Что-то насчет незрелого интеллекта…
Невинные старые девы бормочут на операционном столе слова, которые им и слыхать-то вроде неоткуда было. Маленькие сорванцы вырисовывают на стенах похабные надписи.
Нет, нет, это не Миген.
Наследственность? Дурные задатки? Какое-то отклонение от нормы, которое она унаследовала, сама об этом не зная? Не ее вина, а несчастье, расплата за грехи старших поколений?
«Не гожусь я для вас. Я больше умею ненавидеть, чем Любить».
Ох, Миген, маленькая моя. Только не это! Все, что угодно, но не это! А эта старуха преследует тебя, подозревает тебя. Она говорит, что у тебя достаточно смелости. Достаточно – но для чего?
Я чуть с ума не сошел. Через несколько минут я немного опомнился, но Миген я хотел увидеть – должен был увидеть!
В половине девятого вечера я вышел из дому и направился в город, к дому Симмингтонов.
И тут мне пришла в голову совершенно новая мысль. Я подумал о женщине, которую до сих пор никто ни минуты не подозревал. (Впрочем, может быть, Нэш подозревал и ее?) Это было до безумия не правдоподобно, до безумия бездоказательно и еще час назад я сказал бы, что невозможно. Но дело обстояло не совсем так. Невозможным это не было.
Я прибавил шагу. Теперь во что бы то ни стало немедленно увидеться с Миген было для меня еще важнее.
Я прошел через ворота и подошел к крыльцу. Ночь была темной, небо затянуто облаками, начал накрапывать дождь. Видно было не больше, чем на пару шагов. Из одного окна на первом этаже пробивался луч света.
Несколько мгновений я колебался, а потом, вместо того, чтобы позвонить, пригнулся и, прячась за большим кустом, подкрался к окну. Свет пробивался из – под жалюзи, не опущенных до конца, так что заглянуть в комнату не представляло труда.
Я увидел мирную семейную идиллию. Симмингтон сидел в большом вольтеровском кресле, а Элси Холланд склонилась над шитьем: она чинила разорванную мальчишескую рубашку.
Форточка была открыта, так что слышал я тоже все. Элси как раз говорила:
– Право же, мне кажется, мистер Симмингтон, что мальчики уже достаточно велики, чтобы ехать учиться в школу. Хотя, конечно, мне и не хочется от них уходить – я их обоих очень люблю.
Симмингтон ответил:
– Думаю, что вы правы, мисс Холланд, в том, что касается Брайена. Я решил, что со следующего учебного года отдам его в Уинхейз – в этой школе я и сам учился. Но Колин еще слишком мал, я бы предпочел еще годик подождать.
– Да, я понимаю вас, конечно. Колин, пожалуй, маловат для своего возраста…
Спокойный разговор.., обычная домашняя сценка.., и золотистоволосая головка, склоненная над шитьем.
И тут дверь отворилась, и вошла Миген.
Она стояла выпрямившись, и я сразу же понял, что она как-то страшно взволнована и насторожена. Мускулы на ее лице были напряжены, глаза сверкали. Сейчас в ней не было абсолютно ничего робкого, абсолютно ничего детского.
Она обратилась к Симмингтону, но не назвала его ни отец, ни Дик (внезапно я сообразил, что никогда не слышал, как она, собственно, к нему обращается).
– Я хотела бы с тобой поговорить, можно?
Симмингтон удивленно поднял на нее глаза, и, готов дать голову на отсечение, особой радости в них не было. Он нахмурился, но Миген с необычной для нее решительностью вела свое. Она обернулась к Элси Холланд и сказала:
– Вы извините меня, Элси
– О, конечно!
Элси вскочила с места, удивленная и немного испуганная. Она направилась к двери, а Миген шагнула ближе к отчиму, так что Элси прошла совсем рядом с нею. На мгновенье гувернантка остановилась в дверях и оглянулась через плечо.. Крепко сжав губы, она стояла неподвижно, вытянув одну руку вперед, а второй прижимая к груди шитье.
У меня перехватило дыхание, так ошеломлен я был ее красотой. Вспоминая, я всегда вижу ее такой, как тогда – застывшей в порыве вперед, полной того несравненного, бессмертного совершенства, которое знали только древние греки.
Потом она вышла, закрыв за собою дверь.