Ощутив, что начинаю задыхаться, согнулась. Я готова лечь с ней. Она же такая маленькая.. она такая крохотная. Гроб словно поглощал её святую оболочку, он будто сжирал её своей величиной. Не успев даже поднять глаза, я поняла, что меня подхватили. Я знала, кто это. Никто другой бы ко мне не подошёл. Никто другой бы со мной не справился. Пока меня уносили, я видела, как её опускают. Видела, как накрывают грязной кашей. Я всё видела. И слышала. Слышала, как она кричит. Слышала, как ей нужна мама. Мама, которой я так и не смогла для неё стать.
Снова это холодное помещение. Снова этот чай. Я даже не заметила, когда он успел появиться у меня в руках. Шум в голове становился родным. Я и не хотела слышать другое. Не пыталась.
– Эй, Анна, – мутная тёмная фигура опустилась передо мной, хватая холодные дрожащие руки, – посмотри на меня.
Я пару раз моргнула, стараясь свести пелену, что так и не получилось. Смеряя взглядом пятно, я ждала. Ждала, что оно скажет. Ждала, что это что-то сможет меня отрезвить. Ибо ничто другое не смогло бы.
– Леви.. – я прохрипела, наверное, выражая свою мольбу. Я не могу быть в тишине. В ней я слышу только её голос, – это невыносимо.. это так невыносимо, Леви..
– Дыши, – он сжал мои ладони, – расскажи мне о ней.
–.. она.., – я сглотнула примесь горькой скорби и на секунду закрыла глаза, – я нашла её совсем крохотной. Не знаю, как вообще так можно поступать с собственными детьми..
***
Вечером, держа в руках тяжёлую корзину яблок, которые мне завтра нужно будет продать, я шла по извилистой тропинке. Она вела на небольшую гору, из-за чего идти оказалось достаточно тяжело. Воздух пропитался ароматами уже цветущей черемухи. Пару раз остановившись, я попыталась сдержать желание чихнуть: к титанам эту аллергию. Дорога, обычно безлюдная, внезапно наполнилась криком. Я вздрогнула, почти отпустив урожай. Кусты пришли в движение. Я оставила яблоки, после раздвигая ветки: ребенок. Настоящий ребёнок. На краю обрыва. Ещё чуть-чуть и он бы улетел вниз, разбившись насмерть. Я подхватила, как на тот момент думала, мальчишку: короткие чёрные волосы, красно-голубые от слез глаза. Штаны были порваны острыми камнями, верха одежды не было вовсе. Я прижала холодное тельце к себе, оглядываясь. Оставили. Точно оставили.
Будучи уже дома, открыла, что это никакой не мальчик. Это маленькая, совсем крошечная девочка. Она не говорила, хотя на вид ей уже точно за год. На следующий же день деревню настиг переполох: оставили ребёнка умирать. Каждый дом судачил об этом часами, старался помочь мне едой. Родители уже взрослых юношей передавали одежду, которая уже никак не подходила по размеру их детям. И я растила. Растила это маленькое чудо, подарив ей самое желанное имя на свете - Николь.
***
Сжав кружку крепче, я опустила глаза. Сердце больше не билось, как сумасшедшее. Сердце больше не билось. Я полностью растоптана. Это произошло так резко, что я до сих пор не могу осознать случившееся. Я не знаю, в чем причина смерти. Узнавать не собираюсь. Пока. Иначе просто.. не смогу с этим справиться.
Я вздрогнула, ощутив, как Леви поглаживает руки. Это всё кажется таким бессмысленным. Теперь бессмысленным.
– Ты подарила ей жизнь, – голос Аккермана лезвием прошёлся по груди, – люди никогда просто так не приходят. Это всегда опыт. На всё есть причины.
– В чем причина забирать жизнь ребёнка? – глаза наполнились слезами, – в чем она виновата? В чем виновата я? В чем виноват мой Том? Лиса? Майк? В чем буду виновата я, когда умру на очередной вылазке?
– Не умрешь.
– Умру, – я задрожала, – мы все там будем. Это вопрос времени.
– Умрёшь после меня, – он прижал меня к себе, слегка привстав, – до этого момента не смей. А я, – на секунду его голос стих, – поверь мне, буду жить ещё очень долго.
Сказал так, будто этот факт приносит боль. Стержень надломился. У обоих. Желание никогда больше не сближаться, никогда больше не прыгать в пропасть чувств и привязанности было сломлено. Оборвано. Сгрызано. Убито. Разрезано. Они вернулись к обратной точке. Точке невозврата.
Родители не должны хоронить детей. В разведкорпусе не должны погибать маленькие. Однако. Гроб, уже погруженный в землю, стал исключением праведности, поглотив своими размерами маленькое хрупкое тело. Тело моей дочери и моё собственное.
Автор приостановил выкладку новых эпизодов