Куртка зацепилась за низкую ветку. Леви остановился, прошипев под нос ругательства. Ветка не поддавалась, обещая порвать вещицу, как только мужчина тронется с места. Тот аккуратно её сломал, откидывая в сторону, после замирая. Лёгкий силуэт, больше похожий на зайца, зашелестел травой. Мужчина слез, в полной тишине двигаясь к этому явлению. И оказался прав как никогда. Внизу лёгкой горки, направленной к реке, лежало тело ребёнка. Она не пыталась скрутиться, согреться, просто лежала, периодически вздрагивая.
Леви подбежал, хватая ту на руки.
– Ты.., – прорычал он, – черт.
Одежда Николь пропиталась водой. Похоже, упала в реку. Аккерман стянул куртку, укрывая ту от холода. Нельзя передать словами, как в этот момент тряслись его руки. Дети. Такие слабые. Беззащитные. Глупые.
Но она дышала. Дышала, пока он вез её к корпусу. Дышала, когда Аккерман прибежал с ней в лазарет. Дышала, когда уходил. И, он надеялся, продолжит дышать дальше.
Сегодняшний день одарил его страхом. И снова за чужую жизнь.
Глава 2. Застой
Корпус снова оказался мёртвым. Полным смерти и уныния лишь из-за одного человека. Николь. Ребенок, подаривший всем блеск настоящей жизни.
Шли вторые сутки, но она не просыпалась. Её грудь аккуратно вздымалась вверх, и только поэтому можно было понять, что она жива. Девочку часто лихорадило. Детское лицо побледнело, временами покрываясь испариной. Леви заходил несколько раз в день, нервно ожидая момента, когда дитя откроет глаза. Но пока это ожидание оказывалось провальным.
Аккерман пил горячий чай, вчитываясь в новые листы. Буквы смешивались, сливались с мыслями. Он буквально не мог сосредоточиться на том, что всегда успокаивало. Он знал, что Ханджи уже было отправлено письмо с просьбой прибыть как можно скорее назад. Но, даже учитывая это, нужно было время. Время, которого уже, возможно, и нет. Мужчина отставил пустую чашку, откидываясь на спинку кресла. Так нельзя. Так не пойдёт. Так невозможно работать.
Капитан накинул куртку, уже зашитую от недавнего недоразумения, и вышел на улицу. Тренировки никто не отменял.
– Построились.
Потухшие. Аккерман скривился, понимая, что, к его сожалению, человеческие чувства ещё оставались в этих рядах. А такое, для их же блага, лучше убрать.
– Вылазка состоится уже через неделю, – шепот волной прошёлся по разведчикам, – поэтому я настоятельно рекомендую работать, чтобы не подохнуть в самом начале. Скоро главнокомандующий оповестит о разметке групп. А пока двадцать кругов, живо.
Разведчики тренировались из последних сил. Это, кажется, помогало Аккерману отвлечься. Он даже встал в рукопашный бой с тёзкой по фамилии. Всё в ней было хорошо. Всё, кроме отвратительной привязанности к братцу. Леви принял лёгкий удар, тут же заваливая подчиненную на траву. Повержена. Он подал ей руку, но та отмахнулась и поднялась самостоятельно.
– Тебе нужно сосредоточиться на противнике, – намекал Капитан её больной привязанности, – а не смотреть по сторонам.
– Есть, сэр.
– Леви! – раздался крик где-то позади. Аккерман повернулся, видя Зоэ, махающую ему рукой.
Женщина слетела с лошади, подбегая к разведчикам.
– Что с умником?
– Упала в реку, не просыпается, – Аккерман оглядел майора и только потом понял, что пытался понять, в порядке ли она.
– Вот же.., – она поправила очки, – идем. Всё равно Эрвин хотел провести собрание.
Больничная палата жутко воняла бинтами. Этот запах чистоты, смешанный с тканевым, лекарственным ароматом, негативно действовал на голову. Иногда даже начинало тошнить. Майор прошла к Николь, проверяя её пульс. Нахмурившись, окликнула ассистентов. Леви хмыкнул, зная, что сейчас начнётся допрос.
За всё это время, проведённое здесь, в месте его возможной смерти, он понял слишком многое. Понял, что именно ненавидит, понял, что любит, понял, что уважает. За последние два года Аккерман пересмотрел второй пункт, добравшись к отвратительной истине: мужчина любит живых. А она уже была мертва. Анна Гарднер – девушка, на самом деле скрывавшая глубоко в себе настоящую жизнь. Леви теперь не знал, что чувствовал по отношению к ней, что их связывало и связывает ли до сих пор. Она не живая, не настоящая. Словно кукла, которую то и дело можно заводить в настроение, угодное себе. Таких он не любил. Точно не любил.
Прошедшее время будто заставляло его копать глубже, искать недостатки в той, кого теперь вовсе здесь нет. Он убивал в себе чувства, в некотором роде даже неосознанно. И он убил. По крайней мере, так ему казалось. Оставалось только одно, что он не мог победить - память. Память, которая являлась ключом к уже заточенным эмоциям.