– Если ты здесь, то в курсе порядков. Исключений в корпусе не бывает, – выдавил он сквозь плотно сжатые челюсти.
– Не бывает? – она медленно повернулась, почти кожей чувствуя, насколько разрезается воздух от произнесенных слов, – а что насчёт вас, сэр?
Последние слово она протянула особенно. Тягучее желание произнести его ещё раз слегка подавилось тем, что она увидела. Тем, кого она увидела и кого боялась увидеть, даже зная наверняка, кто именно это был. Они замерли, стараясь не выдавать даже движение груди. Сердце билось где-то в пятках, где-то в стопах, в животе. Мысли спутались, превращаясь в фарш неизвестного происхождения.
– Гарднер, – отрезал Леви, всё ещё не смея оторвать взгляд от бывшей подчиненной. Было бы легче, будь она просто бывшей подчиненной.
– Сэр, – ответила девушка, также не двигаясь с места. Зрачки блестели, отражая серебро луны. Казалось, будто сердце билось даже в глазах, сбивало дыхание, перекрывало голосовые связки.
Головокружение резко впилось в изнывающие мышцы, обещая причинить боль, но не столкнуть в пропасть, не дать потерять сознание. Только не сейчас. Только не в такой момент. Они стояли, уже совершенно чужие, совершенно незнакомые. Изменились даже черты лица. Энергетика, вид, образ, силуэт, кожа, голос, волосы - странно незнакомое, бывалое, но бывалое где-то глубоко внутри.
– Какими судьбами?
Он не мог молчать, ибо это молчание грозило ему смертью. Дыхание слегка перекрылось, будто в горло попал холодный огромный камень. Давить из себя что-то - необходимость.
– А это имеет значение? – её голос дрогнул. Дрогнул даже тогда, когда она пыталась эту дрожь всеми силами унять.
– Имеет.
Таких он точно не любит. Теперь не любит. Таких он точно избегает, таких точно не может терпеть. Но точно ли он себе верит? Точно ли верит теперь?
– Я.. – девушка не успела ответить. Да и что бы она ответила?
– Анна! – Ханджи выскочила из тёмного проёма, врезаясь в совсем неудобную для неё картину: тут находился и Леви.
Женщина и так несколько суток думала, стоит ли всё скрывать? Но было одно НО, которое не позволяло ей об этом болтать: Гарднер была против.
– Очкастая? – мужчина почему-то скривился, – об этом пополнении шла речь?
– Да, – она нервно поправила очки, – да, Анна Гарднер с завтрашнего дня снова в разведке.
Аккерман в мелком отвращении поднял бровь. Кажется, ему претит от назойливых, наивных, слабых человечков. Время изменило слишком многое. Он начал замечать, как даже чья-то в скользь брошенная улыбка стала давить на желваки, заставляя ощущать невыносимую отрешенность и желание поскорей по ней врезать, чтобы никогда больше не увидеть такого абсурда. Ему претит от лёгких сумбурных разговоров, от нежностей, любви. Пока он не совсем понял, когда и почему это началось. Но это началось и остановить - на данный момент не представляется возможным.
– Вылазка уже через неделю, – отрезал он, желая обратить внимание на абсурд ситуации.
– И я там буду, – также резко ответила Анна.
Он не мог разглядеть её в темноте. Лишь одна деталь бросалась на глаза: волосы заметно отрасли. Аккерману хотелось поймать её взгляд, узнать, изменился ли он, и если так, понять, стал ли он хоть чуточку твёрже? Есть ли там синяки или они блистают чистотой от хорошей спокойной жизни вне войны за человечество? Остались ли её руки такими же сильными? Осталась ли хорошая координация и способность управлять УПМ? Что она теперь представляет как разведчик? И представляет ли вообще?
– Я не смогу заняться.. её подготовкой, – Зоэ нервно стучала ногой по полу, – и я бы хотела попросить..
– Нет.
***
Анна сидела на мокрой от росы траве. Не хотелось ни спать, ни есть. Она думала лишь о том, когда поправится Николь. В палату к ней не пускали: пневмония могла заразить и её. Нельзя было допустить распространение вируса перед вылазкой за стены. Девушка сорвала клевер, посасывая сладкий кончик. Она не знала, поступает ли правильно в данный момент. Может ли позволить себе уехать, когда такое происходит с дочерью? Разве так поступают мамы? Но у неё нет выбора. Как и не было выбора, не возвращаться сюда. Она должна за что-то жить. Пускай даже иногда ценой этой самой жизни. Она должна обеспечить будущее своему единственному близкому, пусть и не родному человеку.
Аккерман вышел неожиданно. Также неожиданно оказался рядом. Молчаливый, казалось, избегающий, не желающий кого-либо видеть. Или видеть только её?
– Не опоздала - уже хорошо.
– Я и не опаздываю, – Анна поднялась.