– Правда?
Они метали друг в друга хмурые взгляды, и только у Леви он разбавлялся лёгкой ухмылкой: девочка выросла?
– Правда.
Мужчина замахнулся основанием ладони, направляя ее в шею Гарднер. Девушка вздрогнула, тут же хватая кисть противника: ещё секунда и её могли бы вырубить. Анна взяла его за грудки, потянула на себя, готовясь нанести удар в пах. Но ничего не вышло: тот с лёгкостью увернулся, ответив ударом в голень. Гарднер скривилась, слегка приседая от внезапной боли.
– Подлый удар, не думаешь?
Она промолчала.
– В целом, ничего другого, думаю, ты уже и не помнишь.
– Ты сегодня слишком разговорчив, – девушка выпрямилась, только потом обдумав, что сказала. Точнее, как его назвала. "Ты"? Серьёзно?
– Я всегда разговорчив.
– Вы же пришли меня тренировать? – злобно прошипела Анна, стараясь не смотреть тому в глаза, – так тренируйте.
– Тебе бы определиться, как меня называть.
– Прекратите, – она почти выкрикнула, – Просто начнём тренировку.
Мужчина был и не против. Так даже лучше. Они оба начнут заново. Так, как и должно было быть с самого начала: только Капитан и подчиненная. Никакой близости. Никакого понимания. Никакой вседозволенности. Никаких привилегий. Ничего такого, что могло бы превышать служебные отношения.
– Знаешь, как защищаться от ножа? – Аккерман достал из кармана мелкий ножик. Чуть выступающее солнце отразилось о лезвие, заставляя жмуриться.
– Зачем мне защищаться от ножа?
Мгновение и мужчина держит лезвие у её горла.
– Для профилактики, Гарднер, – он прижал сильнее, возможно даже царапая тонкую девичью кожу, – обхвати руками мою кисть.
Анна прошипела что-то невнятное и сделала так, как сказано.
– Зафиксируй, – Леви закатил глаза, – крепче, ты кашу ешь? Присядь и наклони корпус вперёд.
Девушка выполнила указания, после направляя клинок на Капитана. Взгляды снова пересеклись, но на этот раз были более решительными. Ей нравилось учиться, нравилось, что это происходит дополнительно. Анна, в целом, любила внимание, любила ощущать себя особеннее, чем другие. Гарднер горделиво подняла подбородок, после наслаждаясь очередной мужской ухмылкой.
– Верно, но давай живее. Такими темпами ты только подохнуть успеешь.
– Есть, сэр.
Удар за ударом, первое падение, второе, третье и так по кругу. Сколько он её держал на этом поле? Катившийся волной по спине пот говорил сам за себя: она жутко устала, учитывая, сколько пропустила за эти годы. Радовало одно: такими темпами она быстро придёт в форму.
– На сегодня всё, иначе завтра не встанешь, – Аккерман поправил свою рубашку. Потянув мышцы, вопросительно взглянул на Гарднер.
– Что? – она осеклась, – встану.
– Я не об этом, свободна.
Аккерман ждал, когда та наконец уйдёт. В эту минуту хотелось остаться наедине с собой, зная, что впереди тренировка отряда, где ему тоже придётся попотеть. Девушка отдала честь и медленно поплелась к корпусу. Её взгляд упал на окно лазарета. Белые шторы раздувало лёгким ветром: значительно потеплело. Аккерман знал, что есть нечто, связывающее Гарднер с ребёнком, но не знал, что именно. Или не хотел знать.
Анна не может иметь детей. Не могла. Гипотеза о том, что это её дочь.. их дочь.. отпадает. Тогда, что происходит? Леви нахмурился, обещая себе, хотя бы сейчас об этом не думать. Ему теперь нет до неё дело. По крайней мере не должно быть. Но что если тот прогноз на бесплодие был ложным? С другой стороны, ребёнку уже четыре. Если ей и правда четыре.
– Черт, – Аккерман запустил руку в волосы. Он привык много думать, но не настолько. В последнее время нет ни минуты тишины в голове. Его уже начинает мутить от собственных мыслей, предположений, волнений и всего остального. Вот почему он таких не любит: они вносят в его жизнь хаос, в то время как сам мужчина предан абсолютной тишине.
***
Анна сидела под дверью лазарета. Её мысли, чувства ‐ всё, что только в ней есть, сейчас было рядом с Николь. К девочке до сих пор не пускали. Ей не становилось лучше? Или это настолько заразно? Никто ничего не говорил. Временами Гарднер теряла терпение и ловила себя на мысли, что готова силой ворваться в палату. Но здравый смысл был сильнее. Пока.
Она понимала, что не может подвергнуть опасности остальных перед вылазкой. И от осознания этого, лояльности к приказам, выборе жизни разведчиков, вместо собственной дочери, её убивало. Она не находила себе место уже несколько суток. Тренировки, еда, лазарет, тренировки, еда, лазарет. День сурка начал въедаться в мышцы, которые, казалось, вот-вот начнут жить произвольно, независимо от сознания. Пока было лишь одно разбавление этих ожидающих будней: сегодня они едут в город.