Я кивнул, потому что все невысказанные слова, за много-много лет встали в горле, и произнести хоть что-то я не смог бы.
– Ромкой, – улыбнулась, – Ромкой хотела назвать. В честь тебя. Ты же тогда, в школе, меня спас – думала руки на себя наложу со стыда. А ты сделал все это, а потом ходил рядом со мной, словно я – королева, – судорожный вздох, – Хоть и не видела тебя столько лет, но помнила твою доброту.
У меня с груди словно бетонную плиту сняли, и я выдохнул – так громко, что Катя вздрогнула. Потом она снова прикрыла веки и прислонилась затылком к стене.
– Сидела на кушетке, а сама думала – как же я так могу, подло и лицемерно. Одного хотеть и не уберечь, а от другого избавиться. Переоделась и пошла к гинекологу, на учет вставать. Ты прости, что я не сказала у больницы. Должна была, но я в таком раздрае была. Сама до конца не понимала, что и как будет.
Тишина, которая наступила в крохотном помещении, больше не давила. Единственное, о чем я подумал мельком – то что, что сказал ей тогда: «Не прощу».
Все равно ведь простил бы. Не смог бы понять, но простил бы. А оно все вот как повернулось… Получается, обидел ее, причинил боль, не выслушав, не дав объясниться, не выяснив все до конца – снова попер напролом, и чуть не разрушил все своими собственными же руками.
– У Милены аутизм, – произнесла едва слышно, а я вздрогнул, – Я поэтому думала об аборте. Просто не знаю, как ей объяснить, что наша жизнь изменится снова – только наладилось все.
– Я понимаю, – осторожно произнес я.
– Она – не псих, – резко вскинулась Катя и я поднял руки в оборонительном жесте:
– Я этого не говорил.
– Она не сумасшедшая, Рома. Она просто другая, – слезы снова потекли по ее щекам, а я медленно сполз по стене на пол, так и не решаясь к ней подойти, – Она умная, она все понимает. Она не агрессивная, напротив, ее очень легко ранить. И я люблю ее больше всего на свете, я все сделаю для нее, я живу только ради нее, – зашептала она, – Поэтому я испугалась, когда тебе сорвало башню. Если она увидит что-то подобное, у нее будет срыв, а я больше не вынесу этого.
– Артем? – осторожно намекнул я, чувствуя, как внутри закипает ярость.
– Да. Он не бил меня, хотя то, что он сделал было сродни этому. Если не хуже. Понимаешь, иногда слова ранят сильнее, чем удар кулаком в лицо, – понимающе кивнул, а Катя продолжила, – Милена видела и весь прогресс, которого мы достигли – коту под хвост. Она перестала разговаривать и замкнулась. Артема боялась, как огня и полгода даже подойти к нему не могла. Сейчас все наладилось и тут это, – вздохнув, посмотрела на меня и вяло улыбнулась, – Поздравляю.
– Спасибо, – я невольно улыбнулся в ответ, – Как назовем?
Тихо фыркнув, Катька начала вставать, и я быстро подскочил на ноги, протягивая ей руку. Ухватившись за мою ладонь, она выпрямилась и пожала плечами.
– Выносить бы еще.
– Выносим.
– И родить.
– Родим, – я невольно улыбнулся, убирая ее волосы за плечи.
– И воспитать.
– Воспитаем, – обхватив ее руками, я прижался губами к ее лбу, – Ежик, мы все сделаем; со всем справимся. Только вместе. Ладно?
– А надо? – неуверенно спросила моя Катька.
– Надо, – твердо ответил я.
– Ладно.
Эпилог
Her skin is like velvet
So I went to her home
Her place like a palace
With things you can’t own
Her skin is like velvet
And hear how she sings
Hear how she sings…
A-Ha «Velvet»
2015 г.
Чашка кофе приземлилась на стол, и я поблагодарил Катю улыбкой. Она подмигнула мне, развернулась к двери, но замерла на полпути и быстро взглянула на часы, висящие на стене.
– Милый, – промурлыкала, возвращаясь ко мне, – Я Романа Романовича уложила только что и, – снова взгляд на циферблат, – Согласно нашему режиму у нас есть сорок минут до следующего кормления.
Я усмехнулся, когда она присела на краешек стола и провел ладонями по ее бедрам, задирая ночную сорочку из гладкого кремового шелка. Подвинулся поближе, пока Катя устроилась поудобнее и раздвинул ее ноги. Наклонился, поцеловав внутреннюю сторону бедра, но ее рука остановила меня, мягко оттолкнув голову.
– В чем дело?
– Ром, три месяца прошло, – изогнув бровь, Катя прикусила нижнюю губу.
– И? – я понял, на что она намекает, но сделал вид, что не понимаю – как всегда.