Иметь кого-то рядом с собой, готового защитить меня и убедиться, что я в безопасности, — это так ново для меня. Я за независимость, но не могу отрицать, как приятно просто сидеть, расслабившись, и позволять ему быть сильным для меня. Для нас обоих. Я не могу этого объяснить, но это… освобождает.
Тео возвращается к нашему столику и приносит поднос с двумя чашками кофе — одной большой черной для него и фраппучино с соленой карамелью для меня. Он ставит поднос на стол и садится напротив. Его очки сползают на нос, и он поправляет их пальцем.
Почему это выглядит так чертовски сексуально? Я чувствую, как у меня все сжимается в груди, просто наблюдая за тем, как он делает самые обыденные вещи.
— Ты любишь печенье? — спрашивает он, приподнимая уголок рта.
— Да!
Он кладет на стол большое печенье с крупными кусочками темного и белого шоколада.
У меня перехватывает дыхание, и я откусываю кусочек. Я закрываю глаза и наслаждаюсь вкусом во рту, тихонько застонав.
О, Боже. Это рай.
Когда я открываю глаза, Тео держит свою чашку на полпути ко рту, его глаза пристально смотрят на меня и темнеют. Конечно же, я обращаюсь к своей вчерашней версии лисицы.
Зачерпнув немного взбитых сливок из своего фраппучино пальцами, я подношу их ко рту и медленно облизываю, не отрывая глаз от его лица.
Перемена в Тео происходит мгновенно.
Он опускает чашку, а его руки хватаются за край стола, костяшки пальцев белеют. Он резко выдыхает, даже не моргая.
— Тесс, прекрати.
Я расширяю глаза, изображая невинность.
— Хм? Что ты имеешь в виду?
— Перестань дразнить меня.
— Или что?
Я протягиваю руку и провожу ногтем по его напряженному предплечью.
Мышцы на его челюсти напрягаются, когда он крепко сжимает ее. Он наклоняется вперед, его голос хриплый, а взгляд — свирепый.
— Или я отведу тебя в уборную и оттрахаю за озорное выражение на лице.
Что-то непонятное застревает у меня в горле. Почему я так сильно этого хочу? Мои глаза неосознанно обшаривают территорию возле уборной, и я слышу, как Тео усмехается.
— Так, так, так. Ты и вправду подумываешь об этом, котенок?
Мое лицо пылает от его поддразнивания, потому что да, я подумываю об этом. Даже больше, чем просто задумываюсь. Я хочу этого. Хочу его. Лишь малая часть меня беспокоится о том, что мы на публике.
Уф. Кто этот человек, завладевший моим телом? Почему я так легко бросаю осторожность на ветер?
Я отправлюсь прямиком в тюрьму для озабоченных, и это меня ничуть не беспокоит.
Мой телефон снова жужжит.
Папа: Я воспринимаю твое отсутствие ответа как обещание, что хоть раз ты будешь вести себя как приличная молодая девушка.
Ничто так не омрачает мое настроение, как очередное сообщение от отца.
Я: Да, папа. Я приду.
Я поднимаю голову и вижу, что Тео смотрит на меня поверх ободка своей чашки, приподняв одну густую бровь.
У меня сводит желудок при мысли о том, что я приду на вечеринку и меня представят Элиасу так, будто мы раньше не встречались. А его отец, Дом? Он словно копия моего отца. Такая же целеустремленность, жестокость и безжалостность. Ни на одной планете и ни при каких обстоятельствах я не подумаю о том, что в моей жизни будет не один, а два диктатора.
— Это мой отец.
— Что он говорит?
— Хочет, чтобы я присутствовала на вечеринке сегодня вечером. В сообщении было напоминание о том, чтобы я не опозорила его перед друзьями.
Минуточку. У меня в голове рождается идея. Я могу придумать только одну вещь, которая сделает вечеринку терпимой.
— Пойдем со мной, Тео.
Он проводит рукой по своей пятичасовой щетине.
— Хорошо. Мне придется сходить к Виктору и одолжить смокинг, потому что это официальная вечеринка, верно?
— Черный галстук.
— Хорошо.
Тео постукивает пальцами по столу и смотрит в окно. Никогда раньше я не видела его неуверенным или сомневающимся, но сейчас он выглядит именно так. Мой стул заскрипел, когда я подошла ближе к столу и к нему.
Накрыв его руку своей, я спрашиваю:
— В чем дело?
— Может, мне постричься, котенок?
Я замираю и бросаю на него недоверчивый взгляд.
— Нет. Зачем тебе это делать?
В его глазах мелькает беспокойство. Его плечи сгорбились, а на губах играет вынужденная улыбка.
— Я не совсем похож на парня, которого можно привести домой к родителям.
Мои мысли разбегаются, сердце сжимается в груди. Я еще не знаю всей глубины того, что пришлось пережить Тео, но у меня есть довольно смутное представление о том, что на его стороне было очень мало людей, которые любили его и заботились о нем.