Выбрать главу

— А еще, еще что об этом князе будет известно и памятно?

— Известна будет и твоя похвальба матери, что Киев тебе стал не мил, а хочешь жить на Дунае, где будто бы находится середина твоей земли. Но об этом кто-то будет знать, а кто-то и нет. А вот слова, которые ты сказал вчера перед последним сражением с греками: «Не посрамим земли Русской, но ляжем костьми, мертвые бо срама не имут», — эти слова назовут крылатыми, потому что они неостановимо будут лететь и лететь сквозь время, и их будут знать и помнить и через тысячу и, я думаю, хоть через пять тысяч лет.

— А еще?

— А еще ты сказал вчера: «Так не побежим, но станем крепко, а я пойду впереди вас…» Эти твои слова потом повторит перед битвой с татаро-монголами московский князь Дмитрий. Он тоже скажет своим воинам: «Где вы, там и я. Скрываясь назади, могу ли сказать вам: братья, умрем за отечество! Слово мое да будет делом! Стану впереди и хочу положить свою голову в пример другим».

— Немного же от меня осталось: всего-то несколько слов…

— Но какие слова! Если они повторились через четыреста лет в столь же смертельную минуту на поле боя, значит, они уже стали чертой характера русского человека, они уже были у него в крови… Ты заключил с печенегами мир, а они тебя — я уже говорил — ждут у днепровских порогов. И разве только одни они прибегали и прибегают к коварству и вероломству, идут на клятвопреступление?! А твое «Иду на вы», прямота и открытость души тоже войдут в понятие русского характера, станут его неотделимой частью… Между прочим, и побахвалиться мы, русские, по сей день любим; хорошо это или не очень хорошо, но идет-то тоже, наверное, от широты и открытости души…

— И через тыщу лет люди будут помнить не только меня, но и Цимисхия, и печенежского князя Курю?

— Их будет помнить история, потому что она должна все помнить. А народная память — это другое. У истории память хранится в одном коробе, и там и высокое и низкое, доброе и злое перемешано. У народа память избирательная и держится в двух разных сусеках. Что-то или кого-то народ помнит по-доброму, а кого-то предает анафеме, сиречь проклятию… Останется в памяти и Куря. Но чем? Великими подвигами? Нет. Только тем, что подло подстерег тебя, а потом сделал из твоего черепа чашу и пил из нее, должно быть, желая набраться твоей храбрости. Выходит, не будь тебя — кто бы помнил какого-то Курю. Невелика честь, незавидная память!

— И поделом ему!

— Вспоминая твоего внука Святополка, который предал смерти двух своих ни в чем не повинных братьев Бориса и Глеба, народ к его имени прибавляет еще и слово — Окаянный. Другого же твоего внука, Ярослава, за его ум и добрые дела называет Мудрым… О московском князе Дмитрии в веках хранится светлая благодарная память. Чингисхана и Мамая народ тоже помнит, но помнит недоброй черной памятью…

— Чингисхан, Мамай — кто они?

— Завоеватели… И заметь: крепко и охотно народ запоминает имена не таких вот завоевателей, а защитников родной земли. Нас многие пытались и до сих пор пытаются завоевать. Нам много и трудно приходилось защищаться. Потому не раз и пригодились твои слова «Не посрамим земли Русской…», потому мы их так хорошо помним и через тысячу лет. Другой защитник родной земли, новгородский князь Александр, через двести с лишним лет после тебя скажет: «Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет». И эти слова тоже станут крылатыми и тоже не раз будут повторены и подтверждены…

— Ты говоришь только о князьях…

— Почему же… Простой, вовсе не княжеского рода, нижегородец Козьма Минин навсегда остался в памяти народной за то, что и сам не пожалел ничего для спасения Отечества, и других на это подвигнул. Народ славит костромского крестьянина Ивана Сусанина за то, что он мужественно отдал жизнь во имя победы над чужеземцами…

— Но ведь человек живет, ест, пьет, совершает какие-то поступки и не знает наперед, какие из них уйдут в небытие, а какие останутся в народной памяти.

— Верно, наперед ничего нам знать не дано. Но если мы оглянемся на сотни и тысячи лет назад, то увидим, что добрая память остается прежде всего не о тех, кто в своих поступках был ведом корыстью, себялюбием или властолюбием, а о тех, кто любил свою родную землю, свой народ и делал все, что было в его силах, а если надо — и свою жизнь отдавал за други своя, за свое Отечество…