Вика материнским жестом погладила его, как маленького, по голове, не отнимая ладони, медленно провела по виску, по щеке. От этого ласкового прикосновения ее руки было и горько, и сладко до слез. И чтобы не выдать себя — только этого еще не хватало! — Коля сказал:
— Знаешь, остается, в общем, только лицовка. Это и одному можно. Спасибо. У тебя небось и своих дел хватает…
Вика молча встала и так же молча, не проронив ни слова, ушла.
Лицовка — работа более тонкая, чем монтаж каркаса, но и более приятная: видишь окончание дела и видишь не его изнанку, а именно лицо. То они с Викой, вгоняли каркас в стенную выемку; теперь, лицуя стеллаж, Коля уже как бы вписывал его в общий интерьер.
Когда работа была окончена, он позвал в кабинет Викентия Викентьевича. Что-то он скажет!
Викентий Викентьевич пришел вместе с Викой.
— Ну, давай показывай.
Он мельком взглянул на творение Колиных рук еще от порога, потом прошел за свой стол, сел в кресло и оттуда стал приглядываться к стеллажу уже более внимательно.
Коля, как перед глубоким нырянием, набрал побольше воздуха и затаил дыхание.
— А ведь недурственно!.. А, Виктуар?.. Чего я больше всего боялся, так это белой вороны… Видишь ли, Коля, я уже привык к своим шкафам и полкам, взгляну на них — у меня сердце радуется. Вот мне и хотелось, чтобы твой — не знаю уж как его назвать: шкаф или стеллаж — был не сам по себе, а с ними заодно… Только вот эти «окошки»…
Викентий Викентьевич говорил о трех не предназначенных для книг пустых «окнах» в середине стеллажа. Коля не торопился с ответом: может, Викентий Викентьевич сам догадается.
Раньше отца поняла назначение «окошек» Вика.
— Ты, папа, считаешь, что человек полку придумал только для книг. А представь, вот в этом «окошке» будет стоять ваза с цветами…
— Или вот эти дымковские петухи и коники, — подхватил Коля. — Ну разве это дело: на одном шкафу у вас — целый птичий двор из петухов, а на другом — табун коней. Они же в такой куче того и гляди заклюют или перетопчут друг друга. И хохлома тоже не смотрится…
Пока Коля все это говорил, Вика проворно сняла со шкафов несколько фигур и поставила их в «окна»: в одно — петухов, в другое — коней, в третье между ними — хохломскую братину. Стеллаж ожил, заиграл, даже вроде бы заулыбался. Улыбнулся и Викентий Викентьевич.
— Ай да Коля! — весело и по-мальчишески задорно воскликнул он. — Утер мне нос. Я тут, старый тюфяк, развожу турусы на колесах, чтобы твой шкаф с моими заодно, а ты, оказывается, не только о моих шкафах подумал, но и о том, что на них пылится, позаботился… Теперь-то видно, что и нижние створки, и навершье твоего стеллажа текстурой дерева да и той же глухой резьбой очень даже явственно перекликаются и с дымкой и с хохломой… Какую оценку, Виктория, поставим мастеру?
— Ну уж если ты назвал его мастером — чем не оценка?! — Вика улыбнулась, очень довольная, что они с Колей так хорошо поняли друг друга. — Перехвалим — как бы не зазнался. А ему еще одну такую стенку делать.
— Согласен. И теперь-то — дело сделано — мастер, наверное, не откажется от угощения…
Зазвонил телефон. Трубку снял Викентий Викентьевич, но, послушав, тут же передал Вике.
— Тебя.
— Да, я, — кому-то ответила Вика. — Ты откуда? От Боба? Ну как вы там?.. Вадим? Нет, пока еще не приехал… «Лада» в экспортном исполнении?.. Об этом потом, потом, Музик. Позвони мне завтра, сейчас я, понимаешь, занята. Пока…
Вика положила трубку. Улыбка сошла с ее лица.
— Муза говорит, что Вадим от Боба уже уехал, а что-то его еще нет… Ну, мастер, пойдем угощаться, ты заработал.
Вика называла его мастером с явной иронией, но это ничуть не обижало: он и в самом деле еще только подмастерье. А вот идти на кухню с ней не хотелось. Если бы не этот звонок! Он словно бы разом отдалил ее, и теперь Коля не знал, о чем с ней можно разговаривать. Разве что о работе: он скажет, когда примерно будет готов второй стеллаж, а потом спросит, в какой день недели удобнее всего привезти его. Скажет, что он, конечно, предварительно позвонит, чтобы не сваливаться снегом на голову, и спросит, когда, в какие часы, лучше звонить, чтобы зря не беспокоить Викентия Викентьевича. Ну, и так далее. Глядишь, время и пройдет.
Сочиненный по дороге на кухню план на этот раз пригодился. Вика отвечала на его вопросы, сама спрашивала. Но весь разговор был чисто деловой.
Перед уходом он в сопровождении Вики зашел к Викентию Викентьевичу попрощаться.
— Присядь на дорожку, — указал Викентий Викентьевич на кресло. — И ответь мне вот на какой вопрос: а почему бы тебе не поучиться в нашем институте?