Они направляются к нужному месту, маленькими шагами, осторожными, но вовсе не неуклюжими. Ее голова все еще смотрит вперед, походка такая же грациозная, словно лебединая. Сьюзи поначалу даже неловко стало, что рядом с такой милой леди, пусть и уже в преклонном возрасте, девушка ходит слегка сутуло, да и в вещах трехлетней выдержки. Да еще та постоянно твердит, когда понимает, что Сьюзен переживает за каждый пройденный женщиной миллиметр: «Не переживай, дорогая, я не упаду. Ты же сегодня мой путеводитель, и я справлюсь! Просто иди, я последую за тобой.» Девушка после этих слов, даже не могла подумать, что кто еще станет в будущем тем самым «путеводителем» и для кого…
По пути, Марго постоянно извинялась за причиненные неудобства, мол, у девушки свои дела, и что, возможно, она опаздывает. Но Сьюзен решила, что не сможет оставить эту женщину одну, там, посреди людей, а сама пойдет по своим делам. Таким образом, они обе решили вместе скоротать полчаса ожидания той самой машины, которая все еще не была на месте. И Сьюзен казалось, что эти тридцать минут были одними из самых запоминающихся в её жизни.
Марго оказалась очень душевной женщиной, мягкой, теплой и с такой жизненной энергией и юмором, что любой молодой человек нервно бы позавидовал ей. Она бывший учитель по «канто», так же, она пишет стихи**. Ну как пишет… сочиняет, в голове. Вместо листа у нее все еще хорошая память, а вместо пера — мысли.
Судьба оказалась тяжёлой у миссис Маргарет: близорукая с рождения. Она позже, уже в молодости, рожает дочурку и теряет слух и зрение. Спустя время, она все же обретает слух обратно, но вот зрение — ей, увы, диагностировали атрофию зрительного нерва. Она ничего не видит уже больше тридцати пяти лет.
Марго рассказала, как она несколько лет была бомжом, так как ее выгнали из съемной квартиры вместе с двухлетней дочкой, думая, что она ненормальная, когда она, будучи даже без мужа, без какой-либо поддержки, пыталась хоть каким-то образом найти себе возможность выжить в этом городе. Все что у нее было, это ее уроки по канто, за которые она брала сущие копейки, и много-много стихов, в своей памяти. Теперь, ее дочка, даже не соизволит ее провести до выхода из подъезда: то ли от обиды на судьбу, то ли просто от усталости из-за тяжкого бремени ухода за своей матерью, оставшись такой же одинокой — без пары, детей и собственного женского счастья. Они, конечно, вечерами просят прощения друг у друга за сказанные слова обиды, за вспыльчивость и отчаяние, за суету и сетование, за неверие и опущенные руки… Их вечерами греет тепло черного чая с лимоном, прослушивание старых пластинок или игра на пианино. И это хорошо. Ибо в мире, где кругом темнота, должен присутствовать хоть самый маленький лучик надежды, прощения, любви.
Но, стоя на углу улицы, Сьюзен больше всего поражал взгляд Марго. Это больно, захватывающе, страшно-поразительно одновременно — человек незрячий смотрит тебе в лицо, словно видит тебя в живую, но он смотрит тебе… в душу. Ее голубые глаза, с легкой серой дымкой, никак не были холодными…
Стоя там, посреди марширующих в суете людей, они будто не замечают весь городской шум вокруг. Марго читает свои стихи…по памяти. Сьюзен плачет… потому что трогает. И не важно уже, что проходящие мимо лица смотрят в недоумении на этих двух живых, теплых статуй. Одна, которая застряла в своем болезненном прошлом, другая — забыв о настоящем, пытается вновь уверить в светлое будущее. Да, именно в светлое — об этом говорят ее глаза, светло-голубые, с серой дымкой… не холодные…
«Постоянный экзамен на вечность —
Называется наша жизнь.
Проживаем ее, кто беспечно,
Кто в трудах от зари до зари,
Кто в безденежье, кто в богатстве,
Кто в разгуле, кто в ролях добра,
Кто в печали, кто в полной благости,
Впрочем — это сует суета.
Как бы жизнь не текла, не струилась,
Находясь у последней черты,
Упаси тебя Бог обнаружить,