Уорти. Коли ты ее осилишь, можешь мне не отдавать. На кой шут мне победа, одержанная другим.
(Возвращается Кайт.)
Кайт. Можно вас на два слова, капитан?
Плюм. Говори: здесь все свои.
Кайт. Вы послали меня утешить эту соломенную вдову, милую миссис Молли, сэр... Это моя жена, мистер Уорти.
Уорти. Ого, вот как?! Желаю вам счастья, мистер Кайт.
Кайт. Большое вам спасибо, ваша милость, я ведь за полчаса приобрел сразу и жену и ребенка. Так вот, значит, послали вы меня утешить миссис Молли, мою жену, я хочу сказать. И что же вы думаете, сэр, – ее уже успели утешить!
Плюм. Каким образом?
Кайт. А вот каким, сэр: пришел лакей в голубой ливрее и принес ей десять гиней на пеленки.
Плюм. Что за чудо! Кто его прислал?
Кайт. А уж это, сударь, я скажу вам на ухо. (Шепчет.) Мисс Сильвия.
Плюм. Сильвия?! Какое благородство!
Уорти. Сильвия?! Возможно ли?!
Кайт. Вот они, эти гинеи, сэр. Я взял их в счет приданого. Мало того, сэр, Сильвия просила сказать ей, что будет крестной матерью и возьмет на себя заботы о ребенке. Только я собрался к вам с этой новостью, окликает меня лакей и говорит, что его хозяйка, мол, желает побеседовать со мной. Я пошел Узнав от меня, что вы в городе, она дала мне полгинеи за приятное известие и велела передать вам, что ее отец, судья Бэланс, вернулся из деревни и будет рад вас видеть,
Плюм. Видишь, какая девушка, Уорти! Разве она похожа на других женщин? Нет, она способна на благородную, великодушную, мужскую дружбу. Покажи мне другую женщину, которая не разразилась бы слезами и упреками из-за этого маленького покушения на ее собственность. Сильвии ненавистна обычная бабья ревность – ведь это лишь жадность, не больше. Она скорее откажется от любовника, чем предаст друга... Кстати, у кого тут самое лучшее вино, Уорти? Там я и поселюсь.
Уорти. Хортон недавно получил бочку старого барселонского. Мне хотелось получше тебя встретить, и вот, чтобы ты первым его отведал, я не велел старику открывать ее до твоего приезда.
Плюм. Так пойдем к нему! А ты, Кайт, ступай к этой даме, передай ей мой низкий поклон и скажи, что я только подкреплюсь немножко и пожалую к ней с визитом.
Уорти. Постой, Кайт! Ты уже видел того, другого вербовщика?
Кайт. Нет, сэр.
Плюм. Это кто же такой?
Уорти. Мой соперник, редкостный дурак! Остальное я тебе расскажу по дороге. (Уходит вместе с Плюмом.)
Сцена третья
Комната. Мелинда и Сильвия идут навстречу друг другу.
Мелинда. С приездом, кузина Сильвия. (Целуются.) Ах, как бы мне тоже хотелось пожить в деревне! Жить в каком-нибудь провинциальном городе, вроде нашего Шрусбери, по-моему, просто невыносимо. Вечно дым, сутолока, сплетни, притворство – ни слова в простоте. И при этом никаких развлечений – прямо с тоски умрешь! А воздух здесь какой – дышать нечем!
Сильвия. А я слышала, кузина, что Шрусбери славится своим воздухом.
Мелинда. Ты забываешь, Сильвия, что я здесь уже целую вечность. Поверь, для женщины деликатного сложения любой воздух становится вреден, через полгода. По-моему, всего полезнее для организма – менять атмосферу.
Сильвия. Это как же ее менять – как платья, что ли? Впрочем, ты, наверно, права: разная бывает атмосфера – когда приятная, а когда нет. Бывает такая, что хоть беги. Такого дыму, такого туману напустят, страх!
Мелинда. Ну что за вздор! Я говорю о воздухе, которым мы дышим, или, вернее, вкушаем. Неужели ты не заметила, Сильвия, что в разных местах воздух даже на вкус различен?
Сильвия. А туман, кузина, это тоже род воздуха? И как это тебе удается вкушать воздух? Уж не хочешь ли ты сказать, что питаешься воздухом? Вот что, дорогая Мелинда, перестань напускать туман!
Воспитание мы с тобой получили одинаковое. Было время, когда мы с тобой и думать не думали о воздухе, разве что он был слишком студеный. Помнишь, в пансионе, по утрам, когда ветер дул с Уэльских гор, как у нас начинало течь из носу?
Мелинда. Воспитывали нас одинаково, кузина, но по природе своей мы разные. Ты, например, здорова, как лошадь.
Сильвия. Уж, по крайней мере, не страдаю ни от скуки, ни от колик, ни от разных капризов. Моя голова не нуждается в нюхательной соли, желудок– в порошках, а лицо – в притираниях. Я могу все утро носиться под звуки охотничьего рога, а весь вечер – под звуки скрипки. Словом, я ни в чем не уступаю отцу – только разве что стрелять влёт и пить не умею. А придет время, не хуже матушки моей справлюсь с чем надо.