Женя повернулась и побежала прочь из двора.
— Женя! Женя, постой! — крикнул Гайдамак и бросился за ней.
Егор обернулся на крик друга. В мгновение забыв о Лере, он рванул следом за Женей и Гайдамаком.
Выбежав на улицу, Женя бросилась через нее к метро. Девушку вдруг осветили фары. Женя остановилась как вкопанная и увидела несущуюся на нее машину. Девушка оцепенела от ужаса. Водитель попытался затормозить, но машина скользила на мокром после недавнего дождя асфальте. Ее несло прямо на Женю.
Гайдамак сделал отчаянный рывок вперед и вытолкнул Женю буквально из-под колес. У него самого времени увернуться, казалось бы, уже не оставалось. Но Шуракена долго готовили к предельным ситуациям. Включилась та самая программа действия, о которой любил говорить Подшибякин. Тело отработало все, что требовалось, без участия сознания, автоматически. Шуракен бросился на капот и перекатился через него, ударился плечом о лобовое стекло. Оно промялось от удара, покрывшись густой паутиной трещин. Шуракен упал на асфальт.
Егор вылетел из-под арки.
— Сашка! — Он бросился к другу.
Но Женя оказалась рядом с Шуракеном раньше его. Шуракен стал подниматься с асфальта, она начала ощупывать его.
— Саша!.. Сашенька, милый, дай я посмотрю. Вдруг переломы…
Шуракен прижал Женю к себе и, наклонив голову, зарылся лицом в ее волосы.
— Родная моя, что же ты так… Он бы тебя сейчас, как котенка…
— Саня… — Ставр подошел к друзьям.
— Отвали, — зло сказал Шуракен, даже не взглянув на него.
— Женя…
Женя посмотрела на Егора глазами, полными ярости и боли.
— Я никогда не прощу! Запомни, никогда!
— Женя, это глупость какая-то. Саня, пошли ко мне. Мы сейчас со всем этим разберемся.
Гайдамак поднял голову. Лицо его было ободрано.
— За Женьку порву. А разобраться… Мы с тобой сами разберемся.
Напарники встретились только на следующий день на тренировке. Шел дождь. Подшибякин откинул капюшон штормовки и посмотрел в небо. Капли стекали по его лицу, выделяя морщины на старой неровной коже.
— Нет, не развиднеется, — сказал он. — Ничего, дождь делу не помеха. Давайте-ка начнем.
Ставр и Шуракен стояли друг против друга. В их неподвижности, напряженности лиц, немигающих взглядах зрачок в зрачок ощущалась угроза. Они стояли не как партнеры, пришедшие на тренировку, а как враги, явившиеся на дуэль.
Дождь усилился. Футболки на парнях намокли, прилипли к телу, подчеркивая рельеф мускулатуры. По лицам текли ручейки воды.
— Значит, атака — защита — контратака. Ну, хоп! Погнали.
Ни один из противников не спешил атаковать.
Продолжая свой безмолвный диалог, они стали медленно двигаться по кругу.
— Ну, мои птички, мои бабочки, давайте отработаем на раз-два-три и пойдем примем для профилактики по триста капель.
Ставр улыбнулся Шуракену. Верхняя губа изогнулась, открывая неожиданно волчий оскал белых зубов. И все же — это улыбка. В ней был веселый и злой вызов. Ноги Ставра легко и упруго переступали по мокрой траве и грязи, ища самую выгодную для атаки позицию. Эластично сработали голеностопные суставы, бросая его вперед. Шуракен ответил встречным выпадом. Это было похоже на начало поединка двух рыцарей, когда первый контакт — прямой и бесхитростный удар копьем в щит противника. Сходство с рыцарским поединком усиливалось тем, что это был не обычный тренировочный поединок профессионалов, в котором, как говорится, «ничего личного», а бой за сердце дамы. В этой схватке безумствовала страсть молодых самцов, бьющихся за обладание возлюбленной.
И тем не менее это была схватка мужчин, спаянных принципами и инстинктами боевого братства, уже испытанными в деле. Каждый из них имел свои преимущества и недостатки. Ставр был изобретательней как личность, и как боец он был более одаренным — в битве чувствовал себя как рыба в воде. Но сейчас решающее значение имели те глубинные чувства, которые толкали их на поединок. Ставр мог предъявить только свою гордость, Шуракен — свое понятие о мужской чести и справедливости. Шуракен имел большее право на победу, и Ставр это знал.
Достаточно быстро Подшибякин понял, что парни сцепились не на шутку. Он скинул капюшон и сделал движение вперед, чтобы развести своих «выкормышей», как сцепившихся псов, но вовремя притормозил. Слишком очевидно было, что его попытка вмешаться не увенчается успехом и приведет только к потере авторитета.