– Спасибо, – сказал я. – Ведь я уверен, что даже если буду снова ходить, мне по-прежнему будет нужна твоя помощь.
– Все что угодно, – ответила она, коснувшись своими губами моих.
Помимо прочего, Шекспир научил меня, что «Однажды выручить страдальца – мало, важнее помогать ему и впредь.»129. Каким-то образом я знал, что у Николь будет куча возможностей помочь мне в будущем.
Теперь же мне как никогда нужно было встать на собственные ноги.
Глава тридцать четвертая
ФИНАЛЬНЫЙ ТРЕХОЧКОВЫЙ
– Это гребанная чушь собачья!
В данный момент я бы все сделал, лишь бы иметь возможность подскочить из своего кресла и врезать кулаком в стену кабинета Джастина в реабилитационном центре. Вместо этого я сидел на месте, уткнувшись взглядом в сжатые в кулаки руки.
Похоже за прошедшие дни мой гнев на него – моего папу, Лу – трансформировался во мне, вырвавшись наружу в виде слез.
И я это чертовски ненавидел.
Я посмотрел на Джастина, сидящего напротив меня, он откинулся на спинку своего кресла и вытянул вперед ноги. Он никогда не пользовался блокнотом, клипбордом или еще чем-либо аналогичным в ходе наших бесед, и меня всегда интересовало, неужели он все запоминал или просто записывал после сеанса.
Порой я и его ненавидел.
Я вытер лицо тыльной стороной руки и выдернул из коробки на столе один из бумажных платков. Вытерев глаза и высморкавшись, я смял платок в маленький мокрый шарик в кулаке.
Успокоившись, я произнес:
– Я ненавижу его.
– Проблема не в этом, – напомнил мне Джастин.
Я вновь бросил на него взгляд и точно знал, что он имел в виду.
– И вместе с тем я люблю его.
– Да, так и есть.
– А это чушь собачья, – вновь огрызнулся я. – Как я могу испытывать оба чувства одновременно. Он избивал меня и обращался, как с дерьмом. По его мнению, что бы я ни делал все было неправильно. Я не должен любить такое дерьмо.
– Как бы то ни было он вырастил тебя, – сказал Джастин. – Делал это хреново, но все же у вас была связь.
– Это ведь даже не было по-настоящему, – сказал я. – Он не был моим отцом.
– Как Гарднер? Ты все еще разговариваешь с ним каждый день?
– Не каждый, – ответил я. – Но частенько. Он хочет, чтобы я приехал к нему.
– И что ты об этом думаешь?
– Я не хочу, пока не смогу воспользоваться самолетом, – сказал я.
– Ты уже сейчас можешь это сделать.
– Я не хочу таскаться по аэропорту в этом кресле.
– Так мне стоит записать это в твой список целей? Сесть в самолет до Чикаго и навестить Гарднера?
–Да, наверно.
– Хорошо, так и сделаю, – сказал Джастин, вставая. – И на этой ноте пришло время для физиотерапии. Николь сегодня приедет?
– Она получила работу в библиотеке в городе, – ответил я. – Приедет немного попозже, но приедет.
– Передавай от меня привет.
– Обязательно.
Я выехал из офиса Джастина и дальше по коридору к лифту, бросив взгляд на лестничную клетку – еще один ключевой пункт в моем списке целей – и нажал на вызов. Теперь уже я встречался с Джастином лишь раз в неделю, что, полагаю, считалось показателем прогресса. В некоторые дни я чувствовал, что до чего-то дохожу – например почти мог бы простить папу за то, как он со мной обращался – а в другие дни – по-прежнему хотел поддержать предложение Гарднера сложить кучу фоток и того, что принадлежало Лу Мэлоуну и сжечь все в огромном кострище.
Николь тоже была за этот вариант.
Полтора часа спустя я удерживал себя в вертикальном положении за счет собственных рук, при этом пот лился мне в глаза, а Даниэль подбадривала меня, стоя сбоку от параллельных перекладин турника. Мне хотелось и ее попинать. Наряду с противоречивыми чувствами к папе, в некоторые дни я любил своего физиотерапевта, а в другие – ненавидел ее.
Ноги горели.
Это было странное ощущение. Я мог их нормально чувствовать, и даже вернулся отчасти мышечный тонус, казалось, что не хватает лишь контроля над моторикой. Сидя, я мог отталкиваться ногами и поднимать тяжести, но вот с поддержанием веса собственного тела в стоячем положение – совсем другое дело. Ноги, казалось, были просто не в состоянии координировать одновременно вертикальное положение и движение вперед.
Я уже месяц мог сделать лишь пару шагов за раз, и, похоже, больше никакого прогресса.
– Давай, Томас! – сказала Даниэль. – Еще один шаг! Поднатужься!
– Я не рожаю! – рыкнул я на нее.