– Нет, – твердо ответил Блейк. Хватит ей разыгрывать «железную леди»! Пусть хоть одну ночь побудет слабой и уязвимой! Пусть поймет, что это не стыдно – быть слабым и нуждающимся в поддержке.
– Прежде чем двигаться дальше, тебе надо отдохнуть. Собраться с силами. Залечить раны.
Он обнял ее за талию и повел к дверям. Посетители бара восхищенно оборачивались им вслед.
– Пасифик 3250, – назвал адрес Блейк, открыв перед Дейни дверь такси.
– К тебе? – запротестовала Дейни.
– Дейни! – В его голосе звучал приказ – и Дейни повиновалась без размышлений. Блейк обнял ее и крепко прижал к себе. Опытный шофер влился в поток машин на Калифорния-стрит и помчал эту красивую пару навстречу судьбе.
В дороге они молчали. Блейк расплатился с шофером, помог Дейни выйти и взял ее за руку, но она вырвала руку и двинулась вперед. Однако едва они оказались в гостиной, он усадил ее на мягкий белый диван, а сам сел рядом и обнял так, что Дейни оказалась в надежном и ласковом плену.
– Радость моя, останься со мной. У тебя был тяжелый день, а одинокая ночь будет еще тяжелее. Забудь о Сиде…
– О, Блейк… – Дейни взяла его лицо в ладони и всмотрелась в нежные темные глаза. Такой сильный и теплый, и слова его так убедительны… – Не знаю… Может быть, но только на минутку… Кофе! Выпью кофе и пойду…
Руки Дейни скользнули ему на грудь. Каждый раз, когда он ласкал ее, Дейни терялась, не умея принять его любовь и заботу. Обычно она отпускала какую-нибудь шутку насчет его «сентиментальности» и поспешно переводила разговор на другое – или находила себе неотложное дело. Вот и сейчас ей пора домой, приниматься за работу. Это легче, чем признать, как нуждается она в том, что предлагает Блейк. Признать, что и ей нужна любовь.
– Нет. Не надо кофе…
Он не дал ей времени обдумать свои действия, принять решение и выполнить его, подавив порыв любви. Он просто обнял ее за талию и притянул к себе. Уста ее протестовали, но тело потянулось к Блейку, словно хотело раствориться в нем – как и должно было быть. Губы их встретились, и Дейни закрыла глаза и подумала, что это, должно быть, сон. Но нет: не во сне она обвила руками шею Блейка, и наяву влюбленные упали на гостеприимное ложе.
– Блейк! – прошептала она; но он приник губами к ее нежной шее, и слова потонули в стоне наслаждения.
– Дейни, будь со мной. Пожалуйста… – шептал Блейк и все крепче прижимал ее к себе. Они были уже так близки друг к другу, как только могут быть мужчина и женщина. Шорох расстегиваемой «молнии», нежная прохлада шелковой простыни и дразнящее соприкосновение обнаженных тел… – Не думай, любовь моя. Это все, что я могу для тебя сделать. Разреши мне. Только сегодня…
– Сид… – прошептала Дейни, тщетно пытаясь подчиниться рассудку. Руки ее уже ей не подчинялись: они ласкали Блейка, исторгая из его груди сладостные стоны.
– Забудь… о нем, – прерывающимся голосом прошептал Блейк.
– Только на одну ночь, – успела пообещать себе Дейни, прежде чем забыла обо всем – как случалось уже не раз. Ей и вправду нужно передохнуть. Одна ночь ничего не изменит. Может быть, Сид уже забыл о своих угрозах… И она забудет о нем… только на одну ночь.
Сид сделал большой глоток, с удовольствием ощутив, как обжигает горло крепкое бренди. Он сидел за столом в библиотеке. Огромный дом на вершине холма был тих, как могила: жена Сида, облачившись в новое платье, стоившее полугодовой зарплаты его секретаря, отправилась в театр. Самое время заняться делом.
В семь десять Сид поднял телефонную трубку. В семь пятьдесят он уже переговорил – «строго между нами» – с Сэмом Браунингом, исполнительным директором агентства «ББД и О», Бобом Крейтоном, главой «Джи Уолтер Томпсон», и Майклом Грином из «Чиат-Дей». Джима Алленби, президента «Саачи и Саачи» он оставил напоследок, как самого важного собеседника.
– Джим, это Сид Приджерсон. Хочу тебе сообщить, что сегодня уволилась Дейни Кортленд. Да, да, очень жаль. Такой талантливый работник! Но знаешь… это строго между нами, на случай, если она постучится в твою дверь… я был вынужден пойти на этот шаг. Она доставила мне немало неприятностей. Да, Дейни. Знаю, знаю. Она и меня одурачила. Оказалось, что она вымогает подношения у типографов, наборщиков – у всех, кто попадет ей в лапы. Ужасно, ужасно. Такое разочарование!
В голосе Сида звучала искренняя печаль. Взятки – бич рекламного бизнеса; впрочем, для работника такого масштаба, как Дейни, одного этого обвинения недостаточно. И Сид украсил свой пирог глазурью.
– Но этого мало, – признался он, понизив голос. – Она требовала… э-э… личных услуг.
Человек на другом конце провода заметил, что был бы только рад оказать такой красотке «личную услугу». Сид рассмеялся.
– Согласен с тобой, Джим. К сожалению, Дейни Кортленд хочет слишком многого. Она потеряла контроль над собой и стала опасна. Она уже не может остановиться. Я понял, что, если ее не уволить, это кончится уголовщиной. Понимаешь, я просто хочу тебя предупредить.
Джим Алленби заверил, что прекрасно понимает. Сид Приджерсон не хочет, чтобы Дейни Кортленд работала в рекламе? Нет проблем. Дейни Кортленд нигде больше работать не будет.
– Даже не попрощаешься?
Блейк стоял в дверях, отделявших жилую комнату от прихожей. Дейни замерла, прижав к груди блузку. Она не собиралась убегать, не попрощавшись! Она бы оставила записку: «Спасибо огромное, извини, надо бежать, дел непочатый край, не хотела тебя будить» – и Блейк бы все понял. А теперь он поймал ее, можно сказать, на месте преступления – и уже ничего не объяснишь и не докажешь, что хотела как лучше.
Блейк молча приблизился к ней, погладил по щеке, пробежал пальцами по изящным очертаниям подбородка. Дейни молчала – да и что тут можно сказать? Он не упрекал ее, и это было страшнее самых жестоких упреков.
Три часа ночи. Весь мир уснул, и лишь немногие, ворочаясь с боку на бок, тщетно призывают к себе покой. Дейни не могла заснуть; мысли ее беспрестанно возвращались к агентству и Сиду. Она устала и вновь совершила ошибку. Вместо того чтобы потянуться к Блейку за утешением, она попыталась сбежать. Как всегда. Вот что читала она в его глазах. Как всегда, она причинила ему боль, но он, как всегда, любит ее и принимает такой, как она есть. Такую ошибку не загладишь, не исправишь: остается лишь смириться с поражением.
Дейни уже натянула блузку и брюки и расчесывала волосы, когда в комнате вновь появился Блейк.
– Кофе. – Он протянул ей дымящуюся чашку. – Осторожно. Он из микроволновки, чашка горячая.
Дейни взяла чашку и сделала несколько глотков. Блейк сел: он хотел что-то сказать. Дейни, поджав под себя ногу, устроилась на кушетке напротив: развязной позой она пыталась скрыть смущение.
– Извини. Не хотела тебя будить.
– Как мило, что ты обо мне позаботилась. – В голосе Блейка слышалась горечь, ранившая Дейни больше, чем любые жестокие слова. Как ему это удается? – думала Дейни. Хотела бы она так же воздействовать на людей!
– Блейк, прости меня. Я не могла уснуть. Решила поехать домой и заняться делами.
– Деловые звонки в три часа ночи?
– Я не собиралась никому звонить, – возразила она. – И не надо иронизировать. Я не могу заснуть. Мне надо развеяться. Привести в порядок бумаги, составить список нужных людей. Раз уж у меня бессонница, пусть от нее будет какая-то польза! Господи, Блейк, почему вечно получается так, словно я обижаю тебя тем, что я – это я?
– Потому что это так и есть, Дейни.
Блейк поставил свою чашку на столик и наклонился вперед, упершись локтями в колени. Ворот его белой пижамы распахнулся, обнажилась мускулистая грудь. Дейни бросила туда взгляд, но тут же отвела глаза.
– Прости, Блейк, но мои проблемы не имеют к тебе никакого отношения. Что же обидного в том, что я хочу их решить?
Голос спокоен, слова рассудительны. Но это пустые слова. Это понимала даже сама Дейни. Сосущее чувство поражения всегда говорит правду. Нет нужды объяснять, в чем ее ошибка: это сделает Блейк.