О своей дальнейшей судьбе я пока не задумывался. Тут бы до знакомого места без приключений добраться, а уж дальше, если выгонит, пойду к храму. Милостыню, разумеется, просить не стану, но может монахи чем помогут, хоть рану обработают, и то хорошо.
Все-таки прорыв в густонаселенный город вражеских войск, это зрелище не для слабонервных. Хорошо, что башка у меня почти не варит, а мир вокруг как в тумане. Улицы завалены трупами тех, кто оказывал сопротивление, не позволяя разграбить честно нажитое. В воздухе чувствуется смрад гари, дерьма и крови. Выбитые окна и двери домов, распахнутые настежь калитки и ворота в проулках. На грязной мостовой тела людей, лошадей, дворовых псов, все вперемешку. В какой-то момент даже был рад, что плохо вижу. Не знаю смог бы смотреть на все это имея прежнее, полноценное зрение. Мне хватало, с избытком, и косвенных признаков творящегося на улицах бардака.
Быстрой прогулки, конечно же не получилось. Плелся как пьяный — то и дело держась за стенку. Голова кружится, к горлу подкатывает тошнота, но так как я уже больше суток ничего не ел и не пил, только неприятными ощущениями и рвотными позывами все и заканчивается. А еще понял, что выбрал удачное время, точнее так совпало, что возвращаюсь к мастерской очень ранним утром. Солнце, в это время года, вставало действительно рано. Судя, по моим прежним ощущениям, где-то в начале четвертого утра, примерно. Тут я не полностью был уверен, и мог сравнить только с тем, что помнил из своей прежней жизни. Здесь измерение времени было совсем другое, а какое именно, я нынешний, точно не знал. Так что плелся я по загаженным улицам в очень ранний час, когда город, утомленный ночными событиями, еще тревожно спал и только редкие прохожие, неясными тенями, так же как я, скрываясь по подворотням, куда-то тихонько двигались стараясь не шуметь. Кто-то из них что-то волок, другие обшаривали трупы, тихо переругиваясь. Я видел лишь смутные, пугающие силуэты, неясные, смазанные фигуры, тут же отводил взгляд и ускорял по возможности шаг или замирал, прижимаясь к стенам, заборам.
Путь, который в обычные дни занимал десять-пятнадцать минут, сейчас, по ощущениям, растянулся на добрый час. Квартал мастеров считался довольно спокойным и тихим местом. Местные жители были не особо зажиточными, но знающими себе цену ремесленниками. Обычно они жили там же, где и работали. Вот и наша мастерская представляла собой некую смесь жилой комнаты и крошечной мастерской с верстаком и печкой. Сам мастер Ривер ночевал в комнате, а я в прихожей на лавке. Только в зиму перебирался на пол, ближе к печке. Для сна у меня была войлочная подстилка и шерстяной плащ с капюшоном, чтобы было на что лечь и укрыться, а днем одеться потеплей.
Дверь в мастерскую распахнута настежь, всюду валялась перевернутая мебель и инструменты. Даже верстак зачем-то опрокинули на пол.
Мастерская находилась с краю двухэтажного каменного дома, как пристройка, и представляла собой однокомнатное помещение с небольшой верандой выходящей дверью на улицу. Двери сделаны сквозными, так, чтобы можно было войти с улицы и со двора. Как только смог добраться до нашей с мастером коморки, я с облегчением уселся на ступеньки веранды, собираясь с мыслями и силами. Сил осталось очень мало, хотелось отлежаться, но я стойко решил, что прежде приведу себя в порядок, переоденусь, умоюсь и только потом позволю себе отдых. Если вернется мастер, он бездельничать мне не позволит, не посмотрит на то, что война. Заказов он набрал на неделю вперед, взяв с заказчика предоплату. Хотя, судя по удручающему состоянию мастерской, не удивлюсь, что все более-менее ценное отсюда давно вынесли.
Как мог, разжег печь лучинами и подкинул несколько крупных поленьев. Через силу натаскал воды в большой бак из колодца во дворе. Согрел воду, замочил для стирки грязную одежду, присыпав серым пеплом из печи. Сначала сидя на полу, потому, что очень кружилась голова, помылся сам теплой водой из тазика, выливая воду из ковша прямо на себя. Грязная вода растекалась по полу и просачивалась в щели. После этого, прошелся бы тряпкой по половицам, но сейчас просто нет сил. Переоделся в чистую одежду, тоже сидя. Застирал как мог грязные вещи, отжал и повесил сушиться над печью. Еще раз набрал чистой, кипяченой воды, добавил в нее немного уксуса, и стал обрабатывать рану на виске. Для того, чтобы внимательно осмотреть полученный шрам, использовал осколок настоящего зеркала. Если подносить его очень близко к лицу, то резкость немного улучшалась, и я мог рассмотреть себя: внешность, черты лица. Я и так их видел, и мог хорошо запомнить, но сейчас в зеркальном отражении мои глаза выглядели очень пугающими. Просто сплошные бельма. Не знаю, что могло так повлиять на них. Последствия удара, травма, или отравление чем-нибудь. На первый взгляд со стороны выгляжу абсолютно слепым. Благо, хоть способен различать некоторые предметы и силуэты, отличаю свет от тени, а при удачном освещении, так и лицо человека. Но это надо оставить при себе. Для всех остальных — я ослеп. Так будет лучше.