Мысли о прежних временах разом исчезли — Дивляна глубоко вдохнула, чувствуя, как тепло разливается в груди, и подошла к нему.
— Это ты, — сказал он и взял ее за руку. — А я думал, ты спать ушла. Вижу, стоит кто-то: ну, думаю, русалка!
— А ты и разохотился, на русалку-то. — Дивляна улыбнулась. — Ну что? Уезжаешь? Собрались?
— Сейчас едем.
Он помолчал, потом предложил:
— Давай пройдемся немного.
— А куда?
— До Дивинца хотя бы. Глянем, нет ли там чего.
Они пошли вдоль берега, и в предрассветной мгле хорошо знакомое место казалось особенным — будто оно находилось где-то на грани Яви и иных таинственных миров. Дивляна смотрела на привычные пустыри и видела на их месте строения — большие дома с опорными столбами, с вырытыми в земляном полу очагами, какие возводили здесь варяги, мастерские, кузницы, клети для товаров и припасов, корабельные сараи. В дверях мелькали тени — те, кто здесь жил когда-то, кто был убит или изгнан с насиженного места. Появилась и пропала женщина средних лет, держащая за руку пятилетнего мальчика; Дивляна поймала грустный взгляд ее светлых глаз под почти бесцветными белесыми бровями, и почему-то защемило сердце… Но ей не было страшно: откуда-то она знала, что тени не причинят им вреда.
Вольга что-то рассказывал ей о битве, она слушала, но не могла сосредоточиться на его словах, потому что он держал ее за руку, и прикосновение теплой жесткой ладони было так приятно, что слова казались ненужными. Ей достаточно было лишь слышать его голос, знать, что он рядом, а рядом с ним она ничего не боялась: ни теней прошлого, ни угроз будущего. Сколько бы людям ни грозили смерть и страдания, скольких бы Марена ни уводила в свои темные подземелья, светлая богиня Лада снова соединяет руки парней и девушек, чтобы рождались новые люди на смену умершим, осваивались пустыри, строились корабли, прокладывались дороги к далеким новым землям.
Идти было довольно далеко, но она почти не заметила, как они пришли. Заблестел впереди огонь, в редеющих сумерках показался Дивинец. У подножия холма горел костер, рядом сидели несколько парней. Один из них нес дозор на вершине, вглядываясь в темную даль и ожидая, не загорится ли пламя на мысу Любши или на дальних сопках, — с тех пор как были получены тревожные вести, Домагость на каждой из этих возвышенностей держал постоянную стражу.
Поговорив с парнями, Вольга и Дивляна взобрались на вершину, куда вела по крутому склону узкая тропинка. Здесь были сложены приготовленные для костра дрова, а рядом сидел Бежан — парень из рыбаков. По бедности он не мог справить себе никакого оружия, кроме топорика для дров, и поэтому вместе с такими же бедняками нес дозорную службу. Невыспавшийся, тощий, коротко остриженный, в вылинявшей шерстяной свите, из-под которой торчала серая конопляная рубаха с вытянутым подолом — слишком длинная для холостого парня, явно не своя, а подаренная каким-то добрым человеком, — он имел весьма недовольный вид.
— Не спишь, орел? — насмешливо окликнул его Вольга.
— Не спим, не дураки, — ответил Бежан, подавляя зевок. — А вы цьиго тут ходите?
— Дозоры проверяем.
— Нецьиго нас проверять… Ну, раз уж вы тут, поглядите пока, а я к Воронцу схожу — у него там каша осталась.
Бежан вприпрыжку поскакал вниз по тропе, Вольга и Дивляна остались на вершине одни. Отсюда было видно далеко — можно было пересчитать все костры возле устья Ладожки. Быстро светлело, повеяло теплым утренним ветерком, и Дивляна с радостью вспомнила, что идет травень месяц! Впереди — верхушка весны, тепло, солнце, цветы и ягоды, Ярилины праздники, пляски, песни, игры… Вот только бы не русь… Но даже русь сейчас казалась каким-то мелким и легко преодолимым препятствием. Она посмотрела на Вольгу и со значением улыбнулась, и он улыбнулся ей в ответ. Они думали об одном и том же, глаза их сияли.
— А ты помнишь, какой день сегодня? — шепнул Вольга, придвинувшись к ней ближе и обняв за талию.
— Нет, — тихо ответила Дивляна, потому что тепло его объятий, ощущение его близости дарили ей такое блаженство, что она не сразу вспомнила бы даже, как ее зовут.
— Красная Горка сегодня!
— Да ну, ты что? — Дивляна в изумлении повернулась к нему.
За всеми этими тревогами она и не заметила, как миновала Навья Седмица.
Теперь их лица были совсем близко, она ощущала тепло его кожи, даже слегка прикасалась лбом к его небритой щеке, чувствуя покалывание щетины, и дрожала от восторга и возбуждения. Судя по частому дыханию, Вольгу наполняли те же чувства.
— Дивляна… Искорка ты моя… — шепнул он, слегка склоняя голову и прижимаясь горячими губами к ее щеке. Дивляна невольно прильнула к нему крепче, и ей показалось, что сейчас она; умрет от счастья. — Я… Не зря я сюда ехал. Если, думал, до Купалы буду ждать, то уведет тебя кто-нибудь. Нет, поеду к Красной Горке, чтобы уж с самого начала все знали: моя она…