— Останься… — шептала она. — Останься во мне… Умоляю!
— Энн… Боже мой! Ты же…
Новый стон вырвался из груди Энн. Оргазм наполнил все ее тело трепетом, конвульсивной дрожью. Она почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Но Ной хотел еще… Энн видела это по отражавшимся в зеркале затуманенным, но полным страстного желания его глазам. Она попыталась повернуться к нему, но Ной удержал. И вновь Энн почувствовала в себе его горячую, твердую плоть.
— Я мечтал об этом каждую ночь, — шептал Ной. — Но никогда не мог себе представить такого блаженства.
Он все быстрее двигался вперед и назад внутри ее тела. Ответные конвульсивные движения Энн еще больше воспламеняли его. Она лихорадочно дышала, крепко держась обеими руками за раковину. Наконец Ной со стоном зарылся лицом в ее волосы и затих. Энн обернулась к нему и горячо поцеловала в губы… Но его пальцы продолжали ласкать ее между ног, и вот уже она громко застонала, изнемогая в блаженстве нового оргазма…
— Это ничего не изменило, — со вздохом сказала Энн, когда они оба проснулись в ее постели.
За окном занимался рассвет. Но кругом все еще было сумрачно и неприветливо. Энн прижалась всем телом к Ною и добавила тоном, которым зачитывают приговор:
— Я уеду отсюда сразу же, как закончу работу.
Ной играл ее локонами и молчал.
— Ты меня слышишь? — повторила Энн.
— Трудно не услышать, когда ты так кричишь.
— Я не кричу. Просто хочется, чтобы мы серьезно обо всем поговорили.
— О чем еще? — прошептал Ной, уткнувшись носом в ее волосы.
Но он уже твердо знал, что умрет, если Энн уедет, а сделать ее счастливой он не в силах. Как за всю свою жизнь не сделал счастливой ни одну женщину. Свою родную мать он раздражал. И ничего не мог с этим поделать. Розмари какое-то время его воспитывала и поддерживала, но он так и не сумел заставить ее полюбить себя. Не составил счастья и своей невесте. В результате та его бросила. Мог ли он осчастливить лежащую рядом неординарную, красивую женщину?
— Я все же люблю тебя, Ной, — прошептала Энн, прижимая его к себе. — И, наверное, так будет всегда.
Эти слова, которые совсем недавно разорвали бы сердце Ноя, сейчас показались ему целебным бальзамом…
Они вновь занимались любовью в предрассветном полумраке. Волшебной, неземной, от которой на глазах Ноя выступили слезы, а грудь наполнилась непонятной тупой болью.
Впрочем, почему же непонятной? Стоило лишь посмотреть на печальную улыбку Энн, на слезы, стоящие у нее в глазах, чтобы обо всем догадаться…
Когда Энн пришла в главное здание завтракать, то оказалось, что Ной уехал из города. Это известие ее ошеломило. Не прошло и часа с тех пор, как они лежали рядом в ее постели.
— То есть, как уехал? — переспросила она Розмари, моментально позабыв о завтраке. — Куда?!
Розмари выглядела сегодня не лучшим образом. Она не сказала ни слова и, повернувшись к плите, принялась варить кофе. Потом все-таки подняла глаза на Энн и неуверенно ответила:
— Я толком не знаю, милая. Он сказал, что будет отсутствовать несколько дней. Велел Эду и всем своим помощникам следить за порядком в доме. И вести хозяйство. Разве тебе Ной ничего не говорил?
— Нет, — угрюмо ответила Энн, уставившись в свою тарелку. — А раньше случалось, чтобы он вот так внезапно уезжал?
— Не припомню… Вообще-то это на него не похоже.
Энн ничего не могла понять. В кухню вошли Эд и два младших воспитанника. Они попросили несколько чистых тарелок. Розмари вручила каждому по тарелке и выпроводила всех в коридор, откуда еще долго доносился детский смех и звон посуды. Утренние часы в Тэйлор-Хаусе обычно бывали самыми веселыми. Особенно по субботам и воскресеньям.
Розмари плотно закрыла дверь и сказала таинственным тоном:
— Перед отъездом Ной очень плохо выглядел. Я спросила, в чем дело, но он категорически не захотел говорить на эту тему. Ты не знаешь?
— Нет.
— Гмм… Признаться, я тебе не верю. Но в том, что этот сорванец вернется, не сомневаюсь. — Розмари неожиданно взяла Энн за обе руки и сказала ободряющим тоном: — Ну-ну! Имей терпение. Ничего с ним не случится.
Энн взяла вилку и принялась за яичницу. На сердце у нее было тяжело. Но разве Ной давал какие-нибудь обещания? Он был просто до конца честен перед ней. Горькая правда заключалась и в том, что он отнюдь не был обязан объяснять Энн свои поступки или сообщать, куда и когда намерен уехать. И то, что он вот так неожиданно, не сказав ни слова, исчез — тоже его личное дело. Ей пора бы это понимать!..