Не желая раньше времени беспокоить любимую, я удержал Элис от того, чтобы рассказать Айрин о Белле. Сам же стал обдумывать все варианты, при которых у Айрин будет шанс избежать встречи с Вольтури. С нами она этой встречи точно не избежит. Все мои размышления неумолимо приводили к одному выводу: Айрин не место рядом с нами. Неужели нам придется расстаться? Этот вывод напрашивался сам собой. Но как, как расстаться? Смогу ли я? Что скажет она? И зачем нужна была помолвка, если я сейчас думаю о расставании и о разрыве всех связей? Я в очередной раз облажался.
Но я хотел обеспечить любимую всем, что ей могло понадобиться, чтобы успешно исчезнуть с горизонта Вольтури. Сначала я подумывал о том, чтобы через не слишком разборчивых адвокатов, с которыми нам уже не раз приходилось иметь дело, когда в очередной раз нужно было сменить имена, сделать Айрин новые документы на другое имя, открыть на ее имя счет в банке с неприлично большой суммой, которой ей хватило бы, чтобы иметь возможность купить или снять дом или квартиру и жить в любой точке мира, где она пожелает. Но потом до меня дошло, что нельзя оставлять даже малейшей связующей ниточки между нами, в противном случае Вольтури ухватятся за нее, и она рано или поздно приведет их к Айрин. В конце концов, я решил не рисковать и не предпринимать ничего такого, а просто снять с наших счетов внушительную сумму денег и передать ей, когда придет время расставаться, а также посоветовать ей самой сменить имя, благо, деньги открывали поистине безграничные возможности, а желающих нажиться на этом адвокатов с сомнительной репутацией в Портленде, как и в любом другом городе США, было пруд пруди. Она должна была исчезнуть для нас, раствориться, словно ее и не было. Даже телефонная связь с ней для нас была бы недопустимой роскошью и большой ошибкой.
Думая обо всем этом, я вдруг отчетливо ощутил в себе некое раздвоение, словно другой человек, а не я, со стороны хладнокровно и спокойно размышлял об этом, взвешивая и оценивая каждый возможный шаг, каждую вероятность, в то время как у меня в душе царил полнейший хаос, а сердце впервые за все мое бессмертное существование словно обливалось кровью. От невыносимой боли и отчаяния мне хотелось кричать, выть, биться головой о стену, крушить все вокруг, уничтожать все и вся на своем пути. Но другой кто-то сдерживал меня в границах самообладания, упорно стремясь все сделать правильно.
Вся семья в последние несколько дней старалась вести себя так, словно жизнь текла своим чередом и на горизонте не маячила потенциальная угроза Вольтури. По отношению к Айрин все включили режим гиперопеки. Карлайл, когда не работал в больнице, занимался у себя в кабинете изысканиями, которыми охотно делился с Айрин, пару раз они вместе уединялись в библиотеке и подолгу беседовали о природе вампиров и ангелов с точки зрения науки и на другие научные и околонаучные темы. А в один из погожих, но не слишком солнечных дней Эсми пригласила Айрин на пленэр. Я, конечно же, увязался за ними, не желая быть вдали от любимой в эти, возможно, последние наши дни вместе. Взяв с собой этюдники с кистями, красками и другими принадлежностями для рисования, мы направились в одно из самых живописных мест в округе — к водопаду Малтнома, спрятавшемуся в загадочном и красивом ущелье реки Колумбия. Сидя неподалеку, я с щемящей болью в груди наблюдал, как Айрин писала с натуры, как смотрела вдаль, неосознанно прищуривая один глаз, как ее держащая кисть рука на миг замирала в воздухе, чтобы в следующее мгновение перенести на холст ускользающую красоту пейзажа, как, поймав мой взгляд, она улыбалась мне своей солнечной улыбкой, от которой боль лишь десятикратно усиливалась. Но я был благодарен Эсми за то, что она подарила Айрин этот замечательный день, который пролетел как одно мгновение.
Мой младший, но могучий братец Эммет, любитель азартных игр и всевозможных пари, тоже не оставался в стороне, придумывая интересные и увлекательные состязания и активно вовлекая в них Айрин. По вечерам они состязались в шахматах, шашках, монополии, резались в карты и даже один раз сыграли на игровых приставках. Иногда к ним присоединялись Джаспер и Роуз. Нас с Элис они в игры не принимали, так как справедливо считали шулерами. Если проигрывал Эммет, то обычно от него требовали спеть какую-нибудь песню Джастина Тимберлейка, которого он на дух не переносил, что-то типа «Cry me a river», или же станцевать танец живота, что в его исполнении, к неудовольствию большого гризли, вызывало всеобщий дружный хохот, и даже я в такие забавные моменты, позабыв обо всем, от души смеялся. Если же проигрывала Айрин, Эммет требовал ни больше ни меньше, чтобы она полетала, прихватив его с собой. Сначала я жестко воспротивился этому, памятуя о том, что однажды произошло, но Айрин убедила меня, что теперь с ней все в порядке, поскольку каждую ночь мы с ней ходили на охоту. А Эммет радовался этим полетам, как ребенок. Но летали они только после того, как стемнеет, чтобы никто из людей не стал ненароком случайным свидетелем этого.