В какой-то момент послышался плеск воды, видимо, Айрин зашевелилась. Но потом я услышал сдавленные стоны, а плеск усилился. Я снова глянул через приоткрытую дверь. Айрин с остервенением терла ладонями лицо и шею, словно пыталась содрать с себя кожу. Сердце мое мучительно сжалось от боли за нее и ненависти к вампиру, причинившему ей невыносимые мучения. Не раздумывая, я распахнул дверь и метнулся к ней, схватил ее ладони в свои и прижал их к губам.
— Не надо так, родная, успокойся, все пройдет, — шептал я, целуя ее руки.
Она пораженно уставилась на меня, словно не понимая, что я делаю, а затем резко отняла руки и отпрянула от меня, с отчаянием произнеся:
— Н-нет, не прикасайся… я грязная.
Я отвел мокрые волосы от ее лица и заглянул ей в глаза. Они горели лихорадочным огнем. Я притянул ее к себе и обнял. Жестокая боль жгла меня изнутри, рвала мое сердце на части. В моих глазах набухли слезы, а в горле вырос противный ком.
— Это не так, милая. Ты чиста, слышишь? Чиста, девочка моя, — шептал я, изо всех сил сдерживая вырывавшиеся наружу глухие рыдания. — Прости меня, родная, прости, что не уберег...
Глотая злые слезы, я снова стал покрывать поцелуями ее прозрачные кисти рук, ее осунувшееся лицо: лоб, щеки, глаза и словно безумец повторял эти слова снова и снова.
Она молчала, но рук больше не отнимала, все глядела на меня прояснившимся взором, а затем одними губами прошептала:
— Он сказал, что Эдвард убьет Орландо, если я…
— Я знаю, родная, знаю, — прошептал я в ответ, — ты ни в чем не виновата. Он заплатит за то, что с тобой сделал. Заплатит за все!
Я осторожно и нежно, стараясь не причинять ей боли, омыл ее тело, помыл ее спутавшиеся волосы, а затем укутал ее в большое банное полотенце и отнес на руках обратно на кушетку. Там я осторожно обтер ее и надел на нее свой махровый халат. Мне так хотелось в тот момент любить ее нежной неторопливой любовью, чтобы она знала, как она чиста и прекрасна для меня, как глубоко любима (я окончательно осознал это только теперь). Но я понимал, что делать этого сейчас было нельзя прежде всего из-за ее физического и психологического состояния, а кроме того это было бы неправильно после всего, что произошло между нами до этого. Ведь если в своих чувствах к ней я больше не сомневался, то в ее чувствах ко мне я был совершенно не уверен.
Глава 87. Месть
Сал
После ванны Айрин заметно посвежела, краски вернулись к ней, ее раны на лице почти затянулись, остались лишь едва заметные царапины на лбу и правой щеке. Но ее взгляд, как и прежде, был отстраненным, она сидела, молча уставившись в одну точку.
Я быстро скинул с себя намокшую, покрытую пятнами крови Айрин сорочку и надел первую подвернувшуюся под руку футболку. Затем вынул из холодильника бутылку с ястребиной кровью, налил немного в стакан и, подойдя, протянул его Айрин. Она уставилась на стакан, а затем рукой отодвинула его от себя.
— Выпей хоть немного, тебе нужно набраться сил, — настоял я.
Она устало подняла на меня глаза, словно прося не донимать ее, но, не найдя поддержки и понимания, вздохнула и все же взяла стакан, пригубила, слегка поморщившись. Да, кровь была не теплой и не самой свежей, но вполне питательной. Ее хозяин был обескровлен лишь вчера утром. Сделав всего пару глотков, она вернула стакан обратно.
Айрин до сих пор не пролила ни одной слезинки и никак не проявляла эмоций, и эта ее безэмоциональность была нормальной реакцией на то, что с ней произошло — способом уйти от мыслей о пережитом, попыткой отрицания и контроля за эмоциями. Но я опасался, что она может застрять в этом состоянии, замкнуться в себе, не впуская никого в свой внутренний мир, не раскрывая свои чувства. Я боялся, что она станет винить себя, даже неосознанно, начнет копаться в себе, искать свои ошибки. Все, что я мог сделать сейчас, чтобы помочь ей, это просто быть с ней рядом. Я просто обнял девушку и долго не выпускал ее из объятий. То, что после произошедшего она не испытывала отвращения к тактильному контакту, давало робкую надежду на то, что она в конце концов справится.
Я с облегчением для себя отметил, что, держа ее в объятиях, больше не чувствовал той дикой, жгучей страсти, того непреодолимого плотского желания, которое еще недавно испытывал, находясь рядом с нею, и которого ужасно стыдился, считая себя из-за этого чуть ли не похотливым животным. Меня теперь наполняла лишь безграничная любовь и нежность к девушке.