Айрин все так же молчала, но постепенно успокаивалась в моих руках и как будто таяла. Я чувствовал это по движениям ее тела, по тому, как она, сначала казавшаяся застывшей каменной статуэткой, постепенно стала оживать, по тому, как расслабились ее мышцы, как она несмелым движением рук обняла меня за талию, как цеплялась за меня руками, как прижималась ко мне своим хрупким телом, утыкаясь лицом мне в грудь, словно ища защиты и опоры.
— Сможешь ли ты простить меня, девочка моя? — прошептал я, мучимый не дававшими мне покоя угрызениями совести и чувством вины.
Ответа не последовало, да я и не ждал его, но почувствовал, как ее пальцы сильнее сжали футболку на моей спине.
Мы сидели так некоторое время, обнявшись, ощущая незримую связь друг с другом, пока за окном окончательно не рассеялись предрассветные сумерки и солнечные лучи не просочились в комнату сквозь не до конца закрытие жалюзи. Потом Айрин чуть отстранилась.
— Я хочу к Орландо, — наконец тихо произнесла она.
— Сама идти сможешь? — спросил я, аккуратно убирая с ее лица еще влажные волосы и заглядывая ей в глаза. Мне показалось, что они блестели от слез.
Она утвердительно кивнула.
— Тогда пойдем.
Я помог ей подняться, и мы направились в ее апартаменты. Она шла медленно, но вполне самостоятельно, и все же я поддерживал ее за руку.
***
У дверей в покои нас встретил Деметрий, там же стояли еще два стражника, посланных Аро для охраны Айрин и Орландо. Деметрий бросился к нам с немым вопросом в глазах, в них были тревога и непонимание. Я покачал головой, давая понять, что объяснения следует оставить на потом. Он понял меня без слов и не стал ни о чем спрашивать.
Мы прошли в спальню, и Айрин сразу метнулась к кроватке, рядом с которой на полу под присмотром Сильвии сидел, играя с кубиками, Орландо. Поодаль у окна за ними наблюдала Белла. При нашем появлении она вскочила и улыбнулась, но когда ее взгляд упал на Айрин, улыбка сошла с ее лица. Я мысленно поблагодарил ее за то, что она ни о чем не спросила.
Меж тем, подняв голову и увидев мать, малыш радостно защебетал и потянулся навстречу протянутым материнским рукам. Айрин опустилась на колени рядом с сыном, обняла и прижала его к груди, а затем стала целовать его смеющиеся глаза и пухлые щечки, гладила по бронзовой макушке, шептала нежные слова. Из ее глаз катились слезы, но сквозь слезы она улыбалась… впервые после всего этого ужаса — улыбалась.
Я вышел из комнаты, позвав за собой Сильвию и Беллу. Когда они обе вышли, я дал Сильвии подробные указания о том, какое лекарство ей следует купить в ближайшей аптеке и как можно скорее дать его Айрин. Правда, я не был полностью уверен, что лекарство окажется эффективным и предотвратит наступление возможной весьма нежелательной беременности, ведь оно предназначалось для людей, а Айрин была не совсем человеком. Но попробовать все же стоило. Во всяком случае, других средств просто не существовало.
Отослав Сильвию, я обратился к Белле, попросив ее еще немного побыть здесь и лично приглядеть за Айрин и Орландо. Она охотно согласилась, но осталась пока в гостиной, тактично давая матери и сыну возможность побыть вдвоем.
Все это время Деметрий стоял в стороне и терпеливо дожидался моих объяснений. Но я просто не знал, как рассказать ему о том, что произошло, слова не шли у меня с языка, я не мог выговорить их вслух. Даже мысли об этом причиняли мне боль, и я чувствовал, как во мне вновь закипает гнев.
Я вышел в коридор, не желая, чтобы Айрин или Белла услышали наш разговор. Деметрий последовал за мной. Мы шли по коридору рядом, плечом к плечу, и какое-то время молчали. Я не смотрел на него, но чувствовал его молчаливую поддержку. Пожалуй, из всех членов клана Деметрий был единственным, кого я мог с чистым сердцем назвать своим другом.
— Он все-таки сделал это с ней? — неожиданно для меня тихо спросил Дем.
Видимо, он и сам уже догадался, что произошло. Он знал о первом нападении Кайуса на Айрин. К тому же о порочных наклонностях одного из владык и его тяге к насилию в клане было известно всем.