Тепло ее прикосновения, ее запах, ее мягкий голос окутали меня уютным коконом покоя и защищенности. Я открыл глаза и снова окунулся в лучистый свет ее ласковых глаз, дарящих отраду и успокоение. Но в их глубине я уловил затаенную печаль и даже боль. Она смотрела на меня с такой нежностью и любовью, что я отмел в зародыше все подкрадывающиеся предательские мысли о том, что она меня не любила и могла бросить по собственной воле.
Перехватив ее руку, я прижал ее к дрожащим от волнения губам, глаза защипало от слез. Она обняла меня, и я ощутил, что никогда до этого мне не было так покойно и радостно… Быть может, лишь в том самом первом и единственном, таком далеком и почти забытом воспоминании из младенчества. Не знаю, сколько мы так простояли. Наверное, я мог бы простоять так целую вечность. Но наконец она мягко отстранилась от меня и, неловко вытирая слезы рукой, прошептала мне на ухо:
— А сейчас, Сальви, прошу тебя, приведи Айрин и Эдварда.
***
Я отправился за Айрин. Мысли в моей голове гудели как пчелиный рой. Столько всего надо было осмыслить. О некоторых вещах даже не хотелось думать, мысли о них причиняли боль, корежили и ломали меня, словно демоны пожирали изнутри. Но все это было ничто по сравнению с тем, что я только что обрел. Мои многовековые бесплодные поиски оказались не столь бесплодными, я наконец нашел то, что так долго искал. И хотя далось мне это дорогой ценой разрушения иллюзий, разочарований и потерь, приобретения перевешивали все потери. Я нашел мать, снова обрел любимого наставника, который теперь также является членом семьи, и у меня есть брат. Я и не чаял, что когда-нибудь такое случится. Это было гораздо, гораздо больше того, о чем я мог когда-либо мечтать. Сказать, что я был счастлив, значит, ничего не сказать. Лишь одно по-настоящему отравляло душу — возможная потеря Айрин. Но будь я проклят, если когда-нибудь позволю гнилым генам взять надо мной верх.
Постучавшись в дверь и получив разрешение войти, я зашел в комнату. Айрин сидела у открытого окна с Орландо на коленях и читала ему книжку. Она уже переоделась и привела себя в порядок. Это радовало. Прервав чтение, Айрин подняла голову и улыбнулась мне. Я снова невольно залюбовался идиллической картиной: мать и сын так и просились на полотна. Но мысль о том, что они никогда не станут моей семьей, что она никогда не станет моей, ранила сильнее любого клинка. Как же я хотел стать для нее всем: другом, мужем, любовником, отцом ее ребенка, защитником. Хотя, надо признать, защитником я оказался никудышным.
После того, как я по возможности кратко, но обстоятельно обрисовал Айрин произошедшее, намеренно опустив некоторые неприятные нюансы, она вся разом преобразилась. Ее глаза заблестели необычайной зеленью, сердце учащенно забилось от лихорадочного нетерпения, на щеках заиграл яркий румянец. Радостное возбуждение придавало ей какое-то особое очарование. И первое, о чем, а вернее о ком она заговорила, был, конечно, Эдвард.
— Сал, прошу тебя, пойдем туда вместе, я так хочу увидеть его.
Я хотел привести ее в тронный зал, а уже потом пойти за Эдвардом, которого держали в одной из камер в башне замка, но Айрин все же удалось уговорить меня. Мои доводы о том, что ей не стоит видеть его в том виде, в каком его там оставили, ее не убедили. Мы пошли вместе, взяв с собой и Орландо.
У дверей камеры я попросил Айрин остаться с Орландо снаружи и позволить мне войти туда одному. Я не хотел, чтобы она и ребенок увидели пусть и живого, но декапитированного Эдварда. Это зрелище было не для слабонервных. При обезглавливании вампирам порой требовалось несколько часов, а то и целые сутки на то, чтобы самостоятельно восстановиться.
Айрин согласилась подождать, но не удержалась и через несколько секунд все-таки вошла вслед за мной в камеру. Я уже успел подобрать голову Эдварда и собирался соединить ее с шеей, чтобы ткани начали срастаться, как за моей спиной раздался испуганный вскрик. От неожиданности я застыл в нелепой позе с головой Эдварда в руках. Его глаза при этом открылись и теперь буравили мое лицо. В следующую секунду быстро спрятав голову за спиной, я обернулся к Айрин и беззлобно рявкнул:
— Santo cielo*, Айрин, я же просил не входить пока!
Прикрыв ладошкой рот, она с ужасом смотрела на обезглавленное тело Эдварда. Затем осознав, что эту же картину наблюдает и находящийся у нее на руках Орландо, она повернулась так, чтобы он не мог видеть отца, и на всякий случай прикрыла ему глаза рукой.
— Зачем они сделали это с ним? Ведь он не заслужил такого. Это ужасно, — тихо причитала она.
— У правителей свои резоны. Но не переживай, скоро он будет в норме, — сказал я, снова принявшись соединять голову Эдварда с телом.