Члены моей новообретенной семьи также живо интересовались моей жизнью. Не желая вдаваться в печальные подробности, я рассказал лишь, что у меня когда-то была семья — любимая жена и еще не рожденный сын, которых унесла чума. Про себя я с удивлением отметил, что рассказ о них уже не причинял мне той невыносимой боли, какую я испытывал раньше, даже просто вспоминая о своей невосполнимой потере. Теперь боль не душила, лишь мягко обнимала. А еще почему-то возникла уверенная мысль, что если бы Ларт был рядом, он обязательно спас бы моих любимых из цепких лап смерти. Однако прошлого не изменишь, и все это уже было неважно. Еще я рассказал про свои бесконечные скитания и поиски, про то, как благодаря встрече с Айрин сделал неожиданное и слишком ошеломляющее для себя открытие о своем происхождении и до конца не был в нем уверен.
Ларт же, наконец, поведал мне о своем чудесном воскресении. Это воистину было самым настоящим воскресением. После развоплощения подручные Вольтури сбросили его останки в подземелье и там предали их огню. От них остался лишь густой пепел. С его слов, именно тогда его сознание окончательно померкло, полностью пропали все ощущения, казалось, его навсегда поглотило вечное небытие. Но постепенно сознание вновь стало возвращаться пульсирующими вспышками, сначала неяркими, но с течением времени все более и более осмысленными. Он стал осознавать, что пепел, в который обратилось его бессмертное тело, каким-то невообразимым образом вновь обретал жизненную силу и преобразовывался в кости и плоть. Процесс был невероятно болезненным, почти таким же, как процесс обращения в вампира. И наконец через много часов или дней (он точно этого не знал) тело собралось в прежнюю форму. Затем постепенно из него ушла боль и вернулись зрение, слух и другие чувства. Когда силы вернулись к нему, проделав дыру в толстой стене, Ларт выбрался из подземелья и навсегда покинул Вольтерру. Вот такую невероятную историю поведал мне мой наставник.
Что ж, в очередной раз предания обернулись истиной и реальностью. Древнеегипетские и древнегреческие мифы о птице-феникс, способной, сгорая в огне, возрождаться из пепла, оказались не совсем мифами. Выходит, Ларт обладал способностью феникса. И его потрясающие способности врачевателя были лишь малой толикой этой суперспособности, побеждающей смерть.
***
Несмотря на то, что наш автомобиль выехал из Вольтерры последним, на месте мы оказались первыми. Добраться до виллы во Фьезоле, которая когда-то принадлежала знаменитому семейству Медичи — могущественным правителям Флоренции, было не так просто. Ведущие к ней улочки, расположенные серпантином, были очень узкими и соединялись между собой еще более узкими проулками, и поэтому ехать можно было только вперед, а если ошибиться дорогой, то возвращение к исходной точке могло занять какое-то время. Видимо двум другим автомобилям пришлось изрядно попетлять в этом лабиринте улиц, прежде чем они нашли верную дорогу. Но думаю, их мытарства стоили того вида, который им открылся с террас виллы.
Старинная вилла располагалась на крутом склоне холма над Флоренцией, откуда открывались непередаваемые виды на город и окружающие его зеленые тосканские холмы. Примыкающие к вилле сады были расположены на разноуровневых, относительно небольших по площади террасах, объединенных между собой лестницами. Я приобрел эту невероятно красивую виллу относительно недавно, примерно три десятилетия назад, и очень любил останавливаться на ней.
По прибытии Клэр отвела меня в сторонку и попросила рассказать подробно о том, что случилось с Айрин в Вольтерре. Она переживала за Айрин и ее отношения с Калленом. Хотя девушка была ее далеким потомком, но Клэр воспринимала ее как очень близкую родню. Я рассказал ей о том, как Кайус устроил Айрин ловушку, а также объяснил, что имел в виду Эдвард, когда в припадке ревности обвинил ее в неверности. Мать не удивилась, узнав о гнусном поступке Кайуса, но то, что между мной и Айрин вспыхнула страсть, восприняла с легким недоверием.
— Мне трудно представить Айрин столь непостоянной, — задумчиво протянула она, но потом, лукаво улыбнувшись, добавила: — Хотя, думаю, даже верная Пенелопа не устояла бы перед твоим обаянием, сынок.
— Увы, это не так. Она любит своего Каллена, — в сердцах бросил я, не сумев скрыть своих истинных чувств.