Эмпат лишь снова вздохнул.
— Я подумаю, что можно сделать. Но ничего не обещаю.
Мои слова явно заронили в нем надежду, но я действительно не представлял, что тут можно сделать. Если только не притащить Челси сюда и не заставить ее устранить нанесенный ущерб.
Эмпат направился в дом, а я наконец пошел на поиски Айрин. Уже ощущая рядом ее присутствие, я поднялся по лестницам на верхнюю террасу. Айрин стояла спиной ко мне у края террасы, за которой внизу раскинулась чудесная панорама города и долины реки Арно. Но красоты пейзажа ее совсем не радовали. Заламывая руки, она пристально всматривалась куда-то вдаль лишь с одной единственной целью — отыскать там что-то или кого-то. И я прекрасно знал, кого она так отчаянно искала и ждала. А может и звала… Даже не видя ее лица, по всему ее облику, по напряженной позе, в которой она застыла, я чувствовал ее боль. Пройдя вдоль живых изгородей самшита, я приблизился к ней и уже почти протянул руки, чтобы обвить ими ее хрупкие плечи, но в последний момент что-то заставило меня этого не делать.
— Айрин, мне так жаль.
Слова сами сорвались с моих губ. Произнесенные тихим голосом, они прогремели в тишине сада глухими выстрелами. К собственному удивлению, я почти не лукавил, мне действительно было жаль. Не потому, что я жалел об их с Эдвардом размолвке. Но мне было больно видеть ее такой — несчастной и униженной. Айрин не заслуживала подобного отношения к себе. И она страдала, а мне были невыносимы ее страдания.
Она вздрогнула, а затем медленно обернулась и посмотрела на меня печальным, почти обреченным взглядом. В нем не было ни жалобы, ни упрека, лишь страдание и тоска.
— Ох, Айрин, прости меня, если сможешь, — раскаяние обожгло мне душу.
В это мгновение я ненавидел себя почти так же сильно, как Каллена, причинившего ей столько боли. Я вторгся в ее жизнь, манипулировал ею и вольно или невольно, но стал причиной ее страданий.
— Нет, ты тут не при чем. Это всецело лишь моя вина. Эдвард прав. Я изменница и не достойна его любви, — с горечью проговорила она.
— Неправда, это он не достоин тебя! — я возмущенно попытался возразить, но она несогласно замотала головой.
— Сал, он ведь прав, я изменила ему. Я так тебя желала и почти отдалась тебе тогда, и если бы не похищение Орландо…
В ее словах сквозили такое жгучее сожаление, стыд и отвращение к самой себе, словно желать меня было самым постыдным, что ей довелось пережить за всю свою жизнь.
— Он изменял тебе много раз с Корин, — с горячностью и злостью ответил я, но она прервала меня, поднеся палец к моим губам.
— Нет, не говори так. Это несправедливо. Ты же сам лишил его памяти. Он просто ничего не помнил.
Она была права. Моя злость моментально испарилась, и я невольно почувствовал укол совести. Но нелепые, чудовищные намеки и обвинения телепата в адрес Айрин, связанные с Кайусом, быстро успокоили мою так некстати проснувшуюся совесть.
Она хотела убрать все еще обжигавший мне губы палец, но я перехватил ее руку и сам прижал ее к губам.
— Он ужасно обошелся с тобой. Я не прощу ему последних слов, это было чудовищно и жестоко, — прошептал я, целуя ее нежную маленькую ладошку.
Нежность и желание накрыли меня густой волной. Умом я понимал, что у меня скорее всего нет шансов, но сердце рвалось на части, желая признаться ей в своих чувствах.
— О Айрин, милая, я ведь люблю тебя, — не сдержавшись, я привлек ее к себе и нежно обнял. — Если бы только ты смогла полюбить меня.
Застигнутая врасплох, она какое-то время не сопротивлялась, и это придало мне смелости и надежды. Я нашел ее губы и припал к ним горячим поцелуем, желая через него выразить всю свою любовь к ней. Но через мгновение она затрепыхалась словно птичка в силках и стала отчаянно вырываться из моих объятий.
— Нет, Сал, не надо, прошу тебя, — умоляла она, и мне не оставалось ничего, кроме как подчиниться ее мольбам.
Я отпустил ее, но не бросил своих попыток. Видя, что она упорно прячет от меня глаза, я опустился перед ней на одно колено, взял ее руки в свои и, подняв голову, снова заговорил.
— Айрин, родная, прошу взгляни на меня, — умолял я, пытаясь поймать ее взгляд. Она молча слушала, но отводила взор в сторону, не желая смотреть мне в глаза, словно стыдясь того, что может прочесть в них. Мою бесконечную любовь и обожание.