— Разве ты не видишь, я у твоих ног. И я готов ради тебя на все. Обещаю, что буду тебе хорошим мужем и хорошим отцом для Орландо. Я ведь люблю его как родного сына. Только дай мне шанс, прошу. Я не буду требовать твоей любви или брать ее силой, я лишь надеюсь заслужить ее со временем.
Я снова всей душой и телом потянулся к ней, но она испуганно отпрянула назад.
— Нет, нет, прошу, не надо, прекрати, я не могу, не могу, — словно молитву шептала она, все дальше отступая от меня к самому краю террасы.
— Айрин, неужели ты ничего ко мне не чувствуешь? Ты же сама призналась, что желала меня, что испытывала какие-то чувства ко мне, — я не сдавался, хотя и знал в глубине души, что все уже проиграно.
— Прости, Сал, я не знаю, не знаю, что на меня тогда нашло, но это была большая ошибка, — запинаясь, проговорила она. — Ты мне очень дорог, но я люблю тебя лишь как друга и брата. Пожалуйста, пойми, я люблю и всегда буду любить только Эдварда.
Она опустила голову, нервно теребя пояс платья, а потом подняла голову и добавила:
— А ты... ты достоин лучшего. Ты достоин того, чтобы тебя любили по-настоящему.
Увы, все было напрасно. Все мои призрачные надежды были вдребезги разбиты. Даже сейчас, оскорбленная и покинутая этим напыщенным болваном, она его любила больше всех на свете. Мне оставалось лишь признать это — окончательно и бесповоротно. Отчаяние и безысходность захлестнули меня черной волной. Мое разбитое сердце ядовитой змеей теперь обвивала боль, изощренно терзая его своими остро заточенными языками-кинжалами. Но мое сердце давно было приучено к боли и даже выработало противоядие. Поэтому я дал себе лишь пару секунд, чтобы справиться с нею, как умел это делать всегда, а затем медленно встал и совершенно спокойным голосом тихо произнес:
— Прости и забудь, principessa. Я больше не буду тебе докучать своими чувствами.
Не ожидая такой внезапной перемены, Айрин все еще недоверчиво смотрела на меня.
— Пойдем в дом, — добавил я, — все ждут только нас. Клэр собирается поведать нам свою историю.
Глава 93. Самая большая ошибка в жизни
Любовь, конечно, рай, но райский сад
Нередко ревность превращает в ад.
Лопе де Вега
Всё на пути в слепом угаре,
О, ревности сметающий вулкан,
Огнём сожжёт, в поддых ударит,
Любовь захлопнув в яростный капкан…
Гуськова Надежда Витальевна
Эдвард
Меня душили все самые черные чувства разом — ревность, гнев, боль от предательства, тоска и стыд. Тоска по ней, моей единственной любви, без которой я не мыслил своего существования. И стыд от осознания того, что в порыве гнева я наговорил ей гадости, как страшно и незаслуженно оскорбил ее, усомнившись на миг в том, что она отдалась Кайусу не по своей воле. Как я мог хоть на мгновение поверить мерзким мыслишкам этого чудовища? Ведь он обманом заставил меня похитить собственного сына, а потом шантажировал Айрин тем, что я собственными руками убью его. Осознание того, через что пришлось пройти моей девочке, с новой силой всколыхнуло во мне гнев, а также гнетущее чувство вины. Ведь я не смог оградить ее от этого ужаса. Утешало лишь то, что она была отомщена, я собственноручно отправил этого мерзавца к дьяволу и теперь он будет вечно гореть в аду.
Но одна мысль о том, что она мне изменила с этим дампиром, доставляла невыносимую боль и рождала всепожирающую ревность, выжигала во мне остатки разума. Я терял рассудок и был готов на любое безумство. Хорошо, что там, во дворце Вольтури, Джаспер, как всегда, своим тонким даром сумел удержать меня от окончательного взрыва и слёта с катушек, и я не успел наделать непоправимых глупостей. Но во мне все еще полыхал сметающий вулкан ярости и ревности, грозясь в любой момент извергнуться сжигающей все на своем пути огнедышащей лавой. И, в конце концов, я не выдержал и почти взорвался. Поэтому-то я и сбежал от греха подальше.
Я понимал, что мое поведение было непростительным. Но меня больше не волновало, что обо мне теперь подумает семья. Да, я помнил всё, все проведенные в лоне семьи годы своей вампирской жизни. Но странным образом меня больше не трогали эти воспоминания, не вызывали теплых чувств и ностальгии, я не скучал по членам семьи, мне было все равно, осудят они меня за мою несдержанность или нет. Словно все они были совсем чужими мне. Но сам себя я осуждал. А единственный, кто был важен — это Айрин. И все, что меня сейчас с ними связывало, это то, что с ними были Айрин и мой сын. Мой ли? Нет, это уже слишком! Как я могу сомневаться в этом? Он ведь так похож на меня. Зачем я себя мучаю?