Но простит ли меня любимая за те слова? И в то же время эти мысли — мысли Аро, Марка и даже Элис. Боже! Они снова и снова мучили меня! Из них складывалась единая и совершенно недвусмысленная картина: Айрин и дампир на глазах у всего клана Вольтури сливаются в безумно страстном поцелуе. От одной этой мысли мои зубы снова непроизвольно заскрипели, а пальцы рук в порыве ярости впились в каменную кладку древней стены римского амфитеатра, на руинах которого я сейчас находился, пережидая день и пытаясь собраться с мыслями. От этого камни начали крошиться и падать кусками у моих ног.
***
Сначала я услышал знакомые мысли, а затем ощутил совсем рядом чужое присутствие. Ну, конечно, это была она. Я сразу это понял, ощутив накрывшую меня волну немотивированной удовлетворенности.
— Сiao, zuccherino!* — проворковал рядом с моим ухом сладкий голосок Корин.
— Корин, что ты тут делаешь? — резко обернувшись и схватив ее за руку, прошипел я, все еще обуреваемый гремучим коктейлем чувств.
— Я искала тебя, Эдвард, — проговорила она, лаская меня томным взглядом. — Там возле дворца… я все видела.
— Разве тебя не усыпили, как всех остальных?
— Мы с Сульпицией были в башне, когда пришли Каллены и ангелица. Нам повезло, что о нас не вспомнили. И знаешь, мы были осторожны, чтобы нас не обнаружили, держались поодаль, но все прекрасно слышали.
— Вот оно что, — едва выдохнул я, чувствуя, как меня все больше засасывает в сладкий плен чар вампирши.
— А потом я проследила за вами, ты был с той рыжей, — Корин прильнула ко мне всем телом и стала ласкать мои грудь и спину своими тонкими, проворными пальчиками, от чего тело мгновенно напряглось, и его стрелой пробило возбуждение.
— Знаешь, сладкий, я тогда так разозлилась на тебя. Ты ведь говорил, что в твоем сердце теперь только я.
При этих словах она чуть отстранилась, а затем легонько толкнула меня в грудь, отчего я пятой точкой рухнул на землю. Не дав мне очухаться, она оседлала мои бедра и стала извиваться на мне словно змея, покрывая поцелуями мои грудь и шею, а затем впиваясь алыми как кровь губами мне в губы. При этом ее пальцы легко справились с застежкой моих брюк, выпуская налившуюся желанием плоть на волю.
Умом я понимал, что не должен этого делать, да и не хотел. Не хотел изменять любимой с нелюбимой. Я не любил Корин, все это было лишь кратковременным плотским желанием, порожденным ее чарами. Но тело меня уже почти не слушалось.
— Но я рада, что ты ее бросил, — прерывая поцелуи, страстно зашептала она. — Ты вернешься к Вольтури, и мы навечно будем вместе. Правда же, zuccherino?
Я хотел возразить, но не мог произнести ни слова, меня одурманила ее аура, я был отравлен ее сладким ядом и окончательно завяз в ее паутине.
Корин уже подпрыгивала на мне и во всю стонала, когда в моем почти отключившемся сознании вдруг прозвучал любимый нежный голос. Этот тихий голос, наполненный такой безмерной любовью и тоской, вмиг вырвал меня из цепких лап паучихи, накачавшей меня под завязку своим отнимающим разум любовным зельем. Я грубо сбросил ее с себя и резко встал, стряхивая морок навязанных желаний и стараясь вернуть себе самообладание. Корин отлетела на несколько метров, но сразу же поднялась на ноги и в немом изумлении уставилась на меня. Затем ее лицо исказилось от обиды и злости.
— Что на тебя нашло? — прохрипела она изменившимся от неутоленной страсти и досады голосом.
В этот момент в голове тихим безнадежным эхом снова прозвучал голос любимой.
— Оставь меня, Корин. А не люблю тебя, и никогда не любил, — выговорил наконец я.
— Нет, нет, это неправда, ты ведь говорил, что любишь меня! — истерично завизжала она, порываясь вновь обнять меня и одурманить своими чарами.
— Корин, послушай, мне просто стерли память.
Уже не так грубо, но все же отстраняясь от нее и удерживая ее за плечи на расстоянии вытянутой руки от себя, я медленно, но твердо проговорил ей в лицо: