Губами, руками, всем телом я познавал каждую частичку моей любимой, словно вновь обретал что-то извечно родное и одновременно сакральное, никогда до конца непостижимое. Она льнула ко мне всем своим существом — телом и душой, отвечая на мои ласки восхитительно сладкими стонами. Она отдавалась так самозабвенно, даря при этом такое жгучее наслаждение. Наши тела слились в единое целое, мир вокруг нас перестал существовать, сжавшись до размеров кровати, на которой мы снова и снова узнавали друг друга, соединенные в едином порыве любви и страсти. Покрывая ее трепещущее тело поцелуями, я мысленно шептал ей слова любви, и, словно эхо, звучали в ответ ее признания. Наконец, под моими ласками Айрин забилась в экстазе, ее прелестное тело дрожало, а из уст вырвался крик наслаждения. Полыхавший в моем ледяном теле огонь достиг наивысшего пика, извергаясь, как из жерла вулкана, мощными потоками экстатического блаженства. Из моей груди вырвался приглушенный стон похожий на рычание, я весь содрогнулся, по телу прокатилась волна дрожи, и меня вынесло на вершину величайшего наслаждения неиссякаемыми потоками ослепительного счастья. На какое-то время мы замерли, все еще соединенные в единое целое, не желая нарушить эту вновь обретенную целостность. Я потянулся и приник губами к нежным устам моего ангела.
— Айрин, любовь моя, — выдохнул я, физически чувствуя, как меня переполняет любовь и нежность. — Теперь мы навеки принадлежим друг другу. Мы — одно целое.
Взгляд ее затуманенных от пережитой страсти и от этого еще более прекрасных и полных любви глаз стал мне ответом.
***
Рассвет застал нас все еще в объятиях друг друга. Но вернулись родные, и нужно было вставать. Предстоял серьезный и тяжелый разговор и принятие трудных решений, от которых, возможно, зависело наше будущее. Я поднялся с кровати, с неохотой отрываясь от Айрин, еще раз нежно поцеловал ее, а затем натянул на себя штаны и рубашку. Выходя из комнаты, я улыбнулся и кивнул ей, она потянулась и сладко улыбнулась мне в ответ.
Родители и Эммет с Розали оживленно разговаривали в гостиной. Эммет в красках описывал Эсми и Карлайлу, как уложил на охоте сразу двух гризли, то и дело прося у жены подтверждения своих слов. Увидев меня, все как по команде прервали разговор и с любопытством посмотрели в мою сторону. Мой светящийся от счастья вид говорил за меня красноречивее любых слов. У всех четверых я прочел одну и ту же мысль, и спустя мгновение она была озвучена.
— Она проснулась! — воскликнули одновременно несколько голосов, и это прозвучало скорее как утверждение, а не вопрос.
Я утвердительно кивнул в ответ, не в силах сдержать счастливой улыбки.
Эммет некоторое время изучал меня с хитрым прищуром и уже хотел было высказать родившуюся у него в голове «светлую» мысль, как он всегда это делал, без задних мыслей и не думая о последствиях, но я резко остановил его тяжелым взглядом. Удивительно, но, несмотря на свою репутацию простоватого весельчака и остряка, иногда брат проявлял просто чудеса проницательности. Однако нечего совать свой нос в чужие дела. Он сразу все понял и осекся. Наш немой разговор для остальных так и остался неразгаданной загадкой.
Через несколько минут спустилась Айрин. Она была ослепительно красива и как рассвет свежа, словно светясь изнутри мягким и ровным сиянием. Все стали по очереди обнимать ее и выражать свою радость по поводу ее пробуждения. Обнимая Айрин, Эммет вновь с ухмылкой посмотрел на меня, а затем громким басом проговорил:
— Ангелочек, что ты с ним сделала? Малыша Эдди просто не узнать. Неужели стал мужчиной?
Айрин смутилась, а я наградил брата испепеляющим взглядом.