В Порт-Анджелесе Мак-Адам все-таки нашел ее. Он пытался уговорить ее выдать соплеменников, пугал и упрашивал, но Элида оставалась непоколебимой. В конец концов он начал следить за ней в надежде выйти на след.
— Он не сдастся, он будет преследовать нас до конца, — прошептала она. В Порт-Анджелесе она оставила агенту несколько ложных следов. Через какое-то время он найдет ее — если все еще не махнул на нее рукой, — но к этому моменту она что-нибудь придумает, либо… Либо им снова придется пускаться в бега.
— Только бы мои старики не заупрямились, — прошептала Элида, беспокойно качнув головой.
Как старшая дочь главы племени, она естественным образом приняла на себя руководство им после смерти отца. Если бы она знала, что есть молодой, энергичный мужчина, готовый возложить на свои плечи ответственность за судьбу рода, она с величайшим облегчением сбросила бы с себя эту ношу. Увы, все до одного мужчины ее племени были стариками и не могли заменить Элиду де Леон в роли вождя. Пока судьба людей зависела от нее, она чувствовала себя обязанной поступиться своей личной жизнью и своими интересами ради интересов других.
Племя состояло из дюжины стариков и старух — детей индейцев, покинувших под водительством ее деда исконные земли, когда пришло время спасаться от преследования федеральных властей. Бродячая жизнь была ненавистна привыкшим к оседлости озеттам, и часть соплеменников разбрелась по стране. После деда вся забота за Остатки племени легла на плечи отца. И вот теперь от нее одной зависело, что станет с последними представителями некогда многочисленного народа.
Разумеется, она была не одинока: сестры по мере сил оказывали ей финансовую и моральную поддержку, но они жили далеко и не могли постоянно приходить на помощь.
Тряхнув головой, Элида отвлеклась от тяжелых мыслей и переключила скорость. Ей вспомнился вчерашний вечер, Логан с его мальчишеской улыбкой, каким он был при прощании.
— Эх, Логан, Логан! — прошептала она. — Что мне с тобой теперь делать, Логан?
3
Элида была приятно удивлена, обнаружив, что трое ее людей ждут на автостоянке, где останавливались машины всех, кто приезжал полюбоваться красотами Голубого озера. Прощаясь, они всякий раз обещали встретить ее, но поскольку она никогда не знала точно времени своего прибытия, такие встречи были редкостью.
Улыбаясь во весь рот, она выпрыгнула из грузовика.
— Уку бизал! — хором сказала троица.
Вздрогнув от холода, Элида взглянула в небо, и ей показалось, что сквозь пелену туч начинает пробиваться солнце.
— Уку бизал! — все так же широко улыбаясь, сказала она.
Эти трое считались самыми молодыми мужчинами ее племени, хотя все были преклонного возраста.
— Надеюсь, вы здесь недавно? — спросила она, с беспокойством взглянув на их мокрые ноги. Она тревожилась о них, как наседка о своих птенцах, да так, в общем, и было: для нее они всегда оставались как бы ее детьми.
— Только подошли, — заверил Элиду один из стариков, и они вернулись к грузовику, чтобы разгрузить снаряжение.
Элиде вовсе не улыбалась прогулка длиной в милю к лагерю племени — бессонная ночь давала себя знать слабостью в теле, но она сочла бы для себя позором идти всю дорогу налегке, распределив груз между встречающими. Как-никак, самому молодому из них было под шестьдесят, а это кое-что значило.
Утешением было то, что они совершали пешую прогулку по одному из самых красивых уголков Северо-Запада. По правую и по левую руку был бесконечный лес: из-за узкой тропы приходилось идти гуськом. Элида замыкала процессию, еле поспевая за своими бодрыми старичками.
Через несколько минут, однако, она забыла про тяжелые коробки в руках, про холод, пронизывающий до самых костей, про холодную росу, вымочившую ее джинсы до колен, потому что вокруг царило молчание величественного, беспредельного леса, не потревоженного присутствием человека. Лишь один раз захлопал крыльями напуганный шорохом шагов фазан или какой-то другой пернатый обитатель этого зеленого храма.
Свернув с тропы, они пошли одним им известным путем сквозь чащу. Несмотря на все красоты штата Вашингтон, в это время года не много находилось охотников порыбачить или просто полюбоваться голубыми водами озера, и уж совсем маловероятно, чтобы кто-то из них обнаружил эту звериную тропу.
Лес кончился, и они, вынырнув из него, оказались на крохотной полянке, где приютились пять палаток: одна — для вещей и припасов, четыре — для жилья. Вокруг, как солдаты на параде, теснились деревья, деревья и снова деревья, ветвями касаясь верха палаток.
Здесь, вдали от цивилизации, Элида всякий раз ощущала себя необыкновенно свободной, наслаждаясь каждым глотком вольного лесного воздуха. Здесь она была дома, и все вокруг казалось родным и знакомым, радостным и любимым.
В лесу темнело быстро, но крохотный лагерь освещался фонарями, вывешенными на шестах. Пройдя в служебную палатку, Элида с облегчением опустила на землю груз. Почти тут же сзади зашелестел полог, и Барни Уэйд вошел внутрь, чтобы посмотреть, что она привезла на этот раз.
Улыбнувшись, со смесью любви и веселья в душе, Элида обернулась к своему названому деду, наставнику и другу. Этот человек помог ей встать на ноги после смерти отца: он всегда готов был выслушать ее излияния — иногда ей так хотелось пожаловаться на тяжкую ношу, волею судьбы взваленную на ее хрупкие плечи. И не кто иной, как Барни, помог перенести Элиде другую страшную утрату — смерть мужа, когда жизнь показалась ей вдруг лишенной всякого смысла.
— Как дела, дедушка? — спросила она с любовью в голосе.
Старик все еще крепкими пальцами потряс ее руку.
— У тебя все нормально? — ответил он вопросом на вопрос, критически оглядывая приемную внучку.
— Я в полном порядке, — сказала Элида и призналась: — Просто я очень много работала все это время и очень мало отдыхала. Зато я рада видеть тебя живым и здоровым.
На морщинистом лице Барни появилась задорная ухмылка.
— Мэри присматривает, чтобы я не особо-то залеживался.
Словно чертик из табакерки, из-за полога вынырнула Мэри Уэйд. При виде Элиды лицо ее расплылось в улыбке.
— Мы так рады, что ты снова дома, — сказала она, приветственно протягивая руку.
— И я тоже, — полушепотом призналась Элида, утопая в теплых, материнских объятиях старой женщины. На лице у нее играла блаженная улыбка — она снова была дома.
— Как провела выходные? — спросил Логан, как только Элида с мокрыми от измороси волосами вбежала в понедельник утром в мастерскую.
Элида неопределенно махнула рукой.
— А ты?
— Ездил на рыбалку, — откликнулся Логан, с любопытством рассматривая Элиду в военной, защитного цвета, куртке. Случайно она ее надела или нет, но в хаки его помощница выглядела невероятно женственной.
— Ну, полагаю, надо поскорее за работу. — Все ее мысли были сосредоточены на лодке, с которой она работала прошлую пятницу. Не заметив тени разочарования, пробежавшей по лицу Логана, Элида сбросила с себя куртку и с головой ушла в работу.
«Это просто идиотизм какой-то», — констатировал Логан, обнаружив, что добрых десять минут пялился только на нее. Покачав головой, он поднялся к себе на террасу и погрузился в чертежи.
А Элида увлеченно превращала грубую поделку в произведение искусства. С некоторых пор она уже не стеснялась пользоваться инструментами, доставшимися ей от отца: они выглядели немного старомодно, но в деле были выше всякой похвалы — не то что нынешние приспособления для плотницкого труда, красивые, но бестолковые.
— Уже полдень, — донесся вдруг из-за спины голос Логана.
Вздрогнув, Элида обернулась. Снова он застал ее врасплох и теперь возвышался над ней — невероятно красивый, гладко выбритый, источающий запах мужского одеколона и тонкий мускусный аромат. У Элиды чуть закружилась голова.