Охнул тяжко Валерий Максимович, повалился вперед лицом, и сразу похож стал на попавшего в пасть крокодила охотника.
Очнулся он нескоро. От качки и тряски слегка подташнивало, голова гудела, а вокруг темень - хоть глаз выколи. Сверху навалилось что-то жесткое, к тому же...
- Е-мое мать, что же это? - Заболотный ужаснулся и задергал конечностями, как в припадке. - "Ласточка"!
Запястья его были скованы наручниками, а ноги связаны грубой пеньковой веревкой и подтянуты к рукам.
"Кто посмел? Меня... Меня! Кто, мать вашу?"
Но ни слова, ни единого звука не слетело с его накрепко стянутых клейкой лентой губ.
Чуть успокоившись, Заболотный попробовал логически осмыслить ситуацию. Лежал он на каком-то холодном металлическом днище, безобразно уткнувшись в него лицом. По днищу постоянно проходили какие-то судороги, чувствовались качка и движение. Для машины слишком уж монотонно и плавно... Значит, это не багажник автомобиля, хотя откуда-то сзади доносится рокот мотора.
- С-суки! - Валерий Максимович вспомнил школьные годы и догадался, что втиснут он в узкое трюмное пространсво какого-то катера или подобного суденышка-маломера.
И, судя по всему, катер этот на всех парах удаляется от берега, с трудом преодолевая невысокую, но злую волну.
Наверное, Финский залив... Если исходить из его нынешнего положения и обстоятельств, при которых он сюда попал, ничего хорошего полковника в обозримом будущем ждать не могло.
- Утопят? А за что? - Полковник даже заерзал от досады:
- Как же они? Сволочи... Чего им надо? От пожилого, больного, почти пенсионера... Как не стыдно в конце концов!
Между тем, катерок сбавил ход и пробежав по волнам ещё несколько метров тупо ткнулся носом в берег. Послышался топот ног, какие-то возгласы, команды... Над Валерием Максимовичем с неприятным скрежетом разверзлась палуба и чей-то ехидный голос поинтересовался:
- Живой? Все, плотва! Слезай, приехали...
Заболотный почувствовал, как чужие руки грубо и непочтительно встряхивают его, поднимают и выволакивают наружу:
- Алле-гоп!
Полковника сбросили вниз, на усеянный мусором песок. При падении Валерий Максимович крякнул, что-то треснуло, потянулось в спине, но он даже не обратил внимания на боль.
Пропахшая табаком рука сорвала со рта липкую ленту:
- Ну, как дела?
- Ах ты, мразь! - Самым старшим из шести обступивших пленника парней был не кто иной, как Курьев.
- Зачем же ругаться? - Укоризненно покачал головой человек, которого Заболотный со Спиригайло считали своим лучшим "кадром". И тут же Валерий Максимович получил удар ногой:
- Получил? Еще хочешь? Я подкину, по старой-то памяти. Попроси, не стесняйся.
Молодежь захохотала и дружно, как общий мешок с овсом, поволокла полковника от воды к виднеющимся неподалеку постройкам.
Это был остров. Один из тех, что неровной цепочкой вытянулись по обе стороны от Кронштадта.
Большую часть окруженной волнами суши занимал полуразрушенный форт. Некогда грозное укрепление превратилось в руины, поросшие мхом. Сыро, угрюмо теперь вокруг.
Лишь изредка пришвартуется к остаткам пирса, а то и прямо под стены форта какое-нибудь суденышко с разудалой публикой. Повизжат, поулюлюкают туристы, побьют пустую тару, сфотографируются...
И не такое видели на своем веку старинные, заплеванные, загаженные использованными презервативами бастионы. Потому терпят они без злобы и тех, кто зачастил сюда последние годы.
Посетители эти, нынешние, отнеслись к крепости уважительно, по-хозяйски. Подлатали кое-где кровлю, укрепили пару подвальчиков - и вот вновь ожили старые стены, задышали, заговорили, закричали даже.
Да так закричали! Так, что...
Сильные, беспощадные руки швырнули Заболотного в покрытое плесенью и мглой каменное чрево. Валерий Максимович успел ещё вскрикнуть в ужасе, перекатился кубарем по сырому земляному откосу, уткнулся лицом во что-то полужидкое, вонючее... Приглядевшись, полковник завопил нечеловеческим голосом, пытаясь отползти, откатить себя в сторону.
Сверху загоготали, захлопали в ладоши. Кто-то крикнул, давясь от смеха:
- Чего ты, зашебуршился-то? Не боись! Он уже не кусается.
- Ты лучше познакомься с ним. Поздоровайся! - Посоветовал Курьев. Это у нас тут Яша "живет", месяца два как поселился. Он раньше-то по Мариинскому дворцу вытанцовывал, в буфете тамошнем коньячок икоркой закусывал, а теперь вот... Уж больно жадный был.
Заболотного стошнило. Потом ещё раз.
Он отплевался, прокашлялся, изо всех сил старясь не смотреть в сторону полуразложившегося мужского трупа, и завопил:
- Что тебе надо от меня, Курьев? Что?
- Что надо... Что надо? - Передразнил голос сверху. - Сам знаешь, хомяк недоделанный.
- Не знаю! - Взмолился Валерий Максимович. - Ей-Богу... Неужели вам за работу платили мало? Обиделся? Ты скажи, я еще... У меня есть!
- Пла-ти-ли? - Проговорил по слогам Куря и обернулся к своим парням:
- Слышь, братва? Нам, значит, платили... Это те гроши, которые он нам кидал по-барски, платой называются?
Кампания оживилась, зафыркала зло, разом сплюнула в подвал:
- Ты, падла пестрая, фильтруй базар!
- Не то вот щас Яшу заставим без соли жрать...
- Да ты, нам по жизни без всякой работы должен, понял, мразь?
Куря тоже сорвался на крик:
- А за это кто мне заплатит? Ты? - Указал он пальцем на страшный, через всю щеку шрам. - Вы, бля, со Спиригайлой своим замусоленным... Вы в какой блудняк нас с Колей Майданчиком втравили? Под кого бросили, падлы?
- Под кого, Курьев, милый? Ни под кого! Я не понимаю...
- Все ты, мать твою, понимаешь. Обрисовал тогда тему: мол, надо лоха-таксиста придушить маленько, чтоб без работы остался. А лошок тот таким "художником" оказался... Расписал мне рожу под Пикассо - и уехал! Так кто мне теперь платить будет, а?
- Он заплатит, он! - Запричитал Заболотный. - Забирай его, делай, что хочешь! Он и не нужен мне вовсе...
- Ошибаешься, начальник. Сильно ошибаешься! - Оскалил зубы человек по прозвищу Куря. - Я бы его и без твоего разрешения загрыз. Да вот беда какая - не лохом он оказался, а Циркачом. За парня люди серьезные вступились... Интересуются.
- Кто вступился? Что за люди? Не знаю... Не было, клянусь!
- Не твоего собачьего ума дело. Твой номер теперь не шестой даже, понял? Нуль твой номер, падла... Велено тебя червям скормить. Потому что не нужен стал, мешаешься.
- Хорош с ним базарить, Куря! - Вмешался кто-то из парней. - Закрывай решетку. Пусть он пока здесь вместе с Яшей погниет, повоняет за кампанию.
- Как же это, а? - Завился ужом полковник. - Дорогие вы мои... Милые! Не убивайте! Я вам чего угодно... Чего угодно могу!
- Что, жить хочешь?
- Хочу, Куря, милый! Очень хочу!
- Ну, тогда мурчи. Мурлыкай...
- Что? Что говорить?
- Не перебивай, - поморщился Курьев. Он подал знак стоящему ближе всех "бычку", тот кивнул и молча направился в сторону катера. - Не перебивай... Расскажи-ка нам лучше, за каким таким интересом тебе Циркач понадобился? Только подробно, в деталях. Общий-то план мне и так известен.
- Какой Циркач? - Не сразу сообразил Валерий Максимович. - Ах, да! Это Рогов, значит?
- Он самый. Зачем ты на него охоту организовал? Чего тебе от человека надо?
- Ничего не надо. Ничего... Притравить просто немного щенка хотелось. Борзой уж больно, ох и борзой!
- Э-э, - скривился Курьев разочарованно. - Не хочешь, видимо, жить. Не хочешь.
Отвернувшись, он махнул рукой: дескать, кончайте! Молодежь скопом двинулась ко входу в подвал, доставая ножи и какие-то прутья.
Заболотный сьежился, замотал головой и крикнул что было сил:
- Не надо! Не-ет! Я расскажу. Расскажу!
Сбивчиво, путаясь и теряя мысли заговорил полковник сразу обо всем: об иконе, стерегущей сокровище русского князя, о тайных знаках, о том, как вызволяли из тюрьмы последнего в роду Роговых...
С каждым словом Валерия Максимовича глаза Кури все больше вылезали из орбит. Щеки подернул румянец, отчего сабельный шрам стал ещё заметнее и страшнее. В какое-то мгновение Куре даже почудилось нечто давнее, далекое: пламя степных костров, звуки бубна в ночи, конское ржание. И болгары-предатели... Взмах, удар клинка, боль!