- Болотов "трет" с азербайджанцами по поводу наркоты, Булыжник товарища Спиригайло поджидает...
- Зачем?
- Конкуренция, - пожал плечами Антон Эдуардович.
Они все понимали с полуслова - усевшийся рядом человек был такой же, как Курьев, только знал больше красивых, умных слов и носил рубашку с галстуком.
- Туда ему и дорога, старикашке...
- Ладно. Что там? - Антон Эдуардович показал на наушники:
- Только коротко. Самое главное.
Курьев доложил насчет Кременчуга, Светловодска и "Красной стрелы". Потом передал содержание разговора Виктора с Карлой.
- Все?
- Да. Если не считать, что он её уже второй раз по койке туда-сюда кувыркает. - Куря прислушался к ровному шороху в динамиках:
- Вот, закончили, вроде. Угомонились.
Антон Эдуардович понимающе осклабился:
- Тяжелое у тебя задание... Вредное для здоровья.
- Ничего. Пусть порезвится, недолго осталось!
Но собеседник опять заговорил серьезно:
- Потом перепишешь мне копию?
- Если получится. Сейчас все нервные стали, подозрительные - и сам Булыжник, и Валерий Николаевич. А я зазря рисковать не хочу, - честно признался Курьев.
- Тоже, в общем, верно. Значит, нервничают, говоришь?
- Да. И очень заметно.
- Чувствуют золотишко... Подожди еще, скоро этот "авторитет" расписной с господином Болотовым друг дружке в горло вцепятся!
- Послушайте... - Куря с холодной ненавистью посмотрел на окно Дашиной квартиры. - А почему нельзя просто взять эту парочку? Прямо сейчас? Жилы по одной вытянуть, пока не заговорят!
- Рано. Толку никакого не будет, я же обьяснял.
- Думаете, не расколется? - Упрямствовал Куря. - Да вы мне только его отдайте...
- Рано, - жестко повторил Антон Эдуардович. - Рано!
Потом улыбнулся одними губами:
- Подожди. Ты свое с него получишь. Сполна!
Хлопнула дверца, и Курьев снова остался один в машине.
"Даша?" - Ожили наушники.
"Что, милый?"
Голос Рогова звучал тихо, на самой грани чувствительности радиомикрофонов:
"Даша, я люблю тебя... Честное слово..."
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ
Глава 1
- Тимурчик, ты уезжаешь куда-то?
- Да, мама...
В просторной, обставленной новой финской мебелью комнате сына царил беспорядок. Несколько костюмов были за ненадобностью разбросаны по креслам и дивану, на полу громоздилась какая-то обувь.
Вперемешку с видеокассетами лежало белье - свежее, заботлитво отутюженное материнской рукой, и грязное, требующее стирки.
Экран японского телевизора мерцая выплевывал из себя очередную порцию идиотской рекламы.
- "Орбит" с крылышками в одном флаконе!
- Что, сынок? Что?
- Нет, это я про себя, мама.
Пожилая, седая женщина замерла в дверях комнаты:
- Ты надолго, сынок?
- Не знаю! Нет... Дня на два, наверное.
Курьев в сердцах отшвырнул на кровать полураскрытую дорожную сумку и заметался:
- Ну, где же он? Ч-черт!
- Кто? - Засуетилась мать.
- Да радиотелефон этот чертов!
- Сынок, я его в секретер убрала... А то ведь, вещь дорогая, а валяется где попало.
- Мама! - Раздраженно произнес Курьев. - Сколько раз я тебя просил: не трогай... Не трогай ничего из моих вещей!
- Не буду, сынок, не буду...
Но Тимур уже не слышал её. Пробежавшись пальцами по кнопкам, он нетерпеливо дожидался длинных гудков.
- Мн-да? - Отозвался телефон голосом уверенного в себе мужчины.
- Валерий Николаевич? Это я.
- Слушаю.
- Вы меня узнали? Можете отвечать?
- Разумеется. Говори.
- Я хочу уточнить... - Курьев прошел мимо матери в коридор и даже прикрыл ладонью трубку:
- Налегке поедем? Или как?
- Никаких "или как"! - Отчеканил Болотов. - Понял?
Оба понимали, что имеется в виду: последнее время Курьев почти не расставался с пистолетом, привык к нему, и теперь без оружия чувствовал себя полуголым. Но на этот раз, видимо, придется оставить "ствол" дома тон шефа служил лишним тому подтверждением.
- Понял, Валерий Николаевич! Извините.
- Запомни, мы - друзья, свои в доску. Никакого рыка, никаких предьяв и наездов, все чтобы чинно-благородно, с улыбочкой...
- Постараюсь.
- Надеюсь, собрался уже?
- Сейчас выхожу. Минут через пять.
- И ещё одно... - сделал паузу Болотов. - Без глупостей!
- Хорошо. Конечно.
- Не опаздывай. Ладно, увидимся.
- Да, до встречи... козел старый!
Последние слова Тимур Курьев добавил, разумеется, уже отключив радиотелефон. Он повертел трубку в руках, потом отложил в сторону:
- Мама?
- Что, сынок?
- Если кто по этой штуке звонить будет - ты не отвечай. И двери никому открывать не надо, ладно? Сейчас время такое пошло, неспокойное. Да и вообще...
- Хорошо, сынок. Хорошо.
Женщина с боязливым уважением дотронулась до "нокии":
- Может, выключишь его пока?
- Нет, нельзя. Не стоит. У меня тут определитель номеров с памятью, вернусь - узнаю, кто звонил.
Только сейчас он заметил, что мать потихоньку всхлипывает:
- Ну зачем ты? Зачем? Я же не надолго, не на край света... Так, по работе! В командировку.
- Будь поосторожнее, сынок.
- Ой, о чем ты! - Спрятал глаза Курьев. - Я туда и обратно, только бумажки всякие в Москву отвезу - и все...
- Тимурчик, ты только из поезда на станциях не выходи, а то отстанешь еще! И воду в вагоне не пей, в ней одни микробы.
- Мам-ма! - Застонал Курьев.
- Деньги припрячь хорошенько. Если спать ляжешь, сунь их под подушку, так надежнее. Из-под подушки не упрут!
- Не беспокойся, мама. Я уже давно не маленький.
- Для матери ты всегда маленький... На, вот!
- Что это? - Курьев взвесил на руке плотно упакованный в целлофан сверток.
- Тут тебе покушать, в дорогу.
- Ну, зачем... - смутился сын.
- Денежек-то хватит, Тимурчик?
- Хватит! Я командировочные получил, да ещё кое-что директор выписал. Под отчет, на непредвиденные расходы.
- Видать, хороший человек? Заботливый.
- Нормальный, - поморщился сын. - Обыкновенный мужик... Просто так положено.
Курьев сделал вид, что целиком занят дорожной сумкой.
Мать была единственным по-настоящему близким и дорогим Тимуру человеком. Необходимость лгать ей сильно угнетала, но что поделаешь? Больное сердце, неврозы... Да и вообще!
Ну как обьяснишь матери, что сын её вовсе не работник отдела сбыта фабрики, к примеру, "Красный лапоть" - а совсем наоборот? Что Тимур, вобще-то, людей убивает? Грабит их, калечит?
Что он - обыкновенный бандит средней руки, а уродливый шрам заработал не в стенах инструментального цеха, в вечернюю смену, а на улице, в темной подворотне. И что в "производственной травме" повинна вовсе не вылетевшая из патрона токарного станка заготовка, а стальной клинок ограбленной жертвы...
- Осторожнее, сынок, ладно?
- Хорошо, мама. Постараюсь!
Тимур торопливо, на ходу чмокнул мать в подставленную щеку и выбежал из квартиры...
* * *
Если, скажем, себя не жалеть, и обвеситься с ног до головы тяжеленными, набитыми до отказа хозяйственными сумками - а затем хорошенько оттолкнуться задницей от захлопнувшихся дверей трамвая номер двадцать пять, следующего не туда, а обратно... Если проделать над собой такое, то сразу же, как на крыльях, перелетаешь Лиговку и вливаешься в пеструю вереницу бредущих вдоль набережной Обводного канала граждан.
Некоторые из прохожих курят сигареты и папиросы. Но окурков в воду не бросают. Впрочем, даже если и захотелось бы им проделать подобное безобразие - никак! Отгорожен канал от людей широкой, выщербленной полосой асфальта, по которой нескончаемым и неустанным потоком течет в одном направлении с пешеходами городской транспорт.
Омерзительное зрелище...
Часть путников непременно сходит с дистанции у автобусного вокзала. Они торопливым ручейком вливаются в серое и невыразительное здание, а оставшимся приходится одолевать Новокаменный мост.
Впрочем, большинство пешеходов этого моста просто не замечает, с ходу ныряя под путепровод и поднимаясь чуть вправо, наискосок - в своеобразный, регламентированный, замкнутый мир вагонной части, обслуживающей Московское направление железной дороги.