Неподалеку от нее собралось несколько женщин, бросавших осуждающие взгляды и шептавшихся, прикрыв рты руками, — несомненно, судачили, почему она замужем за конюхом и сейчас одна. У него защемило сердце, когда он увидел ее грустную улыбку.
Эштон узнал двоих, беседовавших с женой: похожую на птичку учительницу Абигайль Примроуз — он познакомился с ней в Бристоле, — державшую под руку военного с моноклем и в парике с косичкой, оказавшегося полковником Дарби Чейзоном.
Интересно, как объяснила Бетани полковнику отсутствие мужа? Возможно, щадя его гордость, поблагодарила за то, что тот способствовал их браку, или призналась, что ужасно несчастна? Эштону это было неведомо. По иронии судьбы, он хорошо изучил ее в повседневной жизни: как Бетани замешивает тесто, вяжет березовый веник, стирает и прочее; ему до боли знакомы ее проявления страсти во время занятий любовью; пробуждение по утрам, напоминающее цветок, раскрывающий свои лепестки навстречу солнцу, — но, к своему глубокому сожалению, не знал, о чем думает его жена. И только в одном Эштон был совершенно уверен — сейчас канун Рождества, и Бетани покинула его.
Рождественским днем Бетани заглянула в летний домик, вокруг которого царствовала зима: забытый и стылый сад, серое море внизу, бьющееся волнами о скалы; холодный ветер, проникая в не закрытые плотно окна, казалось, леденил душу, неосознанно подсказывая ей закрыть руками живот — это единственное место, куда нельзя допустить ни мороз, ни сильный ветер.
Сегодня, отдыхая в своей красивой розовой спальне, она впервые осознала радость будущего материнства: сначала ощутила еле слышное шевеление ребенка, затем более сильные толчки.
Эштон Маркхэм похитил ее сердце, разбив его на куски, лишил веры и энергии, с которой ей хотелось угодить ему; похитил ее душу, а своим предательством сделал ее черной и скорбной, но не может забрать у нее ребенка; что бы ему ни вздумалось, он не в силах распорядиться ее любовью к нему.
Бетани плотнее укуталась в коричневую накидку, сильный ветер затруднял дыхание, превращая его в ледяной пар.
— Молодая леди, — послышался позади резкий женский голос, — почему вы грустите в рождественский день?
Бетани очнулась от своих грустных мыслей.
— Доброе утро, мисс Абигайль. Счастливого Рождества.
Мисс Абигайль в большом, отделанном кроличьим мехом капюшоне, с раскрасневшимися от мороза щеками и кончиком крошечного носика, что выглядело совершенно неестественно на ее утонченном лице, с неподдельным изяществом поднялась по запорошенным снегом ступенькам летнего домика и уселась на скамейку, словно белочка на ветке дерева.
Бетани подвинулась, освободив для нее место. Мисс Абигайль острым взглядом осмотрела свою бывшую ученицу.
— Итак, ты не ответила на мой вопрос. Вчера вечером также избегала меня. Почему появилась на приеме у родителей так поздно, совершенно одна, будучи совершенно… беременной?
Бетани отвела взгляд, ей совсем не хотелось ни с кем делиться своими печалями, даже с мисс Абигайль.
— Переживаю из-за Гарри, — торопливо объяснила она. Даже о брате ей не так было больно говорить, как об Эштоне. — Уже несколько недель ничего не слышала о нем и начинаю думать, не произошло ли с ним что-нибудь неприятное в Провиденсе.
— Не волнуйся о Гарри, — успокоила ее мисс Абигайль. — У него все прекрасно… Уверена, скоро ты узнаешь, что у него все хорошо. Между прочим, — поспешно добавила она, — вчерашнее платье поразительно шло тебе. Просто возмутительно, что твой муж не присутствовал и не видел тебя. — Бетани поморщилась. Мисс Абигайль понимающе склонила голову. — Я уже думала об этом. Что заставило тебя вернуться к родителям?
— Мне трудно сейчас говорить об этом. Эштон предал меня, и я вынуждена была уйти.
— Нужно не забыть поблагодарить твоего мужа за то, что он дал возможность встретиться с тобой на приеме, — заметила с усмешкой мисс Абигайль. — Полковник Чейзон, разумеется, задал тебе много вопросов.
— Ему хотелось удостовериться, что Эштон хорошо относится ко мне.
— И ты сказала, что это так?
— Конечно. Он обещал повесить Эштона, если тот не будет повиноваться его приказам.
— А тебе хотелось, чтобы его в самом деле повесили?
— Нет, никогда. — Признание вырвалось у нее вместе с рыданием. Мисс Абигайль тотчас обняла ее, прижав к своему плечу, и держала до тех пор, пока рыдания не стихли, перейдя в тихие всхлипывания.