Эти картины проявились перед глазами Дениса с пугающей реалистичностью. С такой реалистичностью, что сердце пропустило такт, а пересохшее горло отказалось сделать следующий вздох. Денис замер, бешеным усилием воли сдерживая рвущийся наружу страх. Он, может, и справился бы сам, но быстрее сработал вшитый в одежду медицинский контур. Зафиксировав учащение пульса, повышение давления и мышечный спазм, контур отдал приказ, и крошечные иглы впрыснули сквозь кожу спины немалую дозу успокоительных.
Система сработала очень быстро, сторонний наблюдатель максимум заметил бы, как высокий светловолосый парень в форме третьего лейтенанта флота вдруг бледнеет и сбивается с шага. На полсекунды, не больше, и снова приходит в себя, потихоньку озираясь, не заметил ли кто миг его слабости.
Они с Бэйном, не сговариваясь, залезли в койки и уснули, будто не провалялись в гибернации два последних месяца. Пришедший позже Заремба не стал будить их ни к ужину, ни даже к завтраку, дав друзьям основательно отоспаться. Они и проснулись оба почти одновременно, незадолго до обеда. Служба, а вместе с ней и жизнь, продолжалась.
И почти сразу стало понятно, что поблажки кончились. Дениса вызвал к себе Ди Митров, официально поздравил со вступлением в новую должность, вручил новые погоны и долгие четверть часа беседовал с новоиспеченным вторым лейтенантом. Знакомился, так сказать. До этой встречи, комдив, разумеется, знал пилота в лицо, но за все прошедшие месяцы, лично общаться им не приходилось — слишком уж велика пропасть между юным лейтенантом и командиром дивизии. Теперь — другое дело, нынче Денис стал одним из двадцати девяти командиров уцелевших такшипов.
Ничего приятного комдив не обещал, но проговорился о близившейся операции, которая должна была окончательно очистить систему от вражеского присутствия. Рассказал и о том, что военные эксперты проанализировали тактику аспайров и теперь готовят адекватный ответ. «Адекватный асимметричный ответ», как выразился комдив. Впрочем, о том, что это за ответ, Ди Митров распространяться не стал, быстро свернул беседу и, козырнув вытянувшемуся во фронт Денису, отвернулся к большой объемной карте околопланетного пространства. Аудиенцию можно было считать законченной.
А снаружи корпуса кипела работа: профилактика, мелкий ремонт, модернизация. Техники, одетые в пустотные костюмы, подобно муравьям облепили пристыкованные такшипы, оснащая кораблики атмосферными таранными щитами.
Обычно такшип входил в атмосферу, выдерживая довольно узкий коридор, балансируя между риском сгореть и рикошетом вылететь обратно в космос. Но иногда, например при штурме укрепленной планеты, требовалось ворваться в плотные слои атмосферы очень быстро, дабы поскорее миновать зоны противокосмической обороны. И тогда, усиливая собственную теплозащиту такшипа, на него вешали дополнительный экран. Лист металлокерамики, прикрывавший лобовую проекцию, он весил около сорока тонн, зато позволял врываться в атмосферу под сумасшедшими углами, принимая тепловой удар на себя. Щит сильно менял балансировку корабля, утяжелял его, поэтому никто и никогда раньше не вешал их на такшипы, идущие в космическое сражение. АТЩ не спасал от прямого попадания ядерной ракеты, и не очень долго мог противостоять лучам корабельных лазеров оборонительного калибра. Раньше их ставили только для таранного входа в атмосферу.
Но, по оценкам экспертов, таранный щит имел шанс выдержать кинетический удар плазменной дробины. А это компенсировало любые ухудшения маневренности, снижение ускорения и увеличение расхода рабочего тела. Неуязвимость перед вражеским оружием стоила многого.
На обратной дороге Денис решил принять душ. Благо большинство членов пилотажной группы сейчас возились со своими машинами, и у новоиспеченного командира появлялся шанс избежать нудной очереди. И его ожидания оправдались — санитарный блок оказался свободным. Денис, торопливо сбросив комбинезон, оставил его валяться на скамейке и полез в душевую кабину. Тесную, неуютную, но такую родную и желанную душевую кабину с обычной, льющейся сверху водой.