Наслаждаясь чистотой тела, Денис натянул свежий комплект формы и, растолкав опять прикорнувшего Стюарта, пошел на завтрак.
В столовой благоухало мясом и специями. Одно из самых больших помещений жилого модуля, оно уступало размерами лишь тренажерному залу да аудитории, где проводили брифинги. Оно было достаточно большим, но даже такого помещения не хватало, для того чтобы накормить все экипажи одновременно, поэтому ели в две смены.
Друзья почти одновременно подошли к своему столу, и Стюарт, с восторгом уставившись на уже расставленные блюда, завопил:
— Ух, ты, парни? шампиньоны, лук, перец! А что за мясо? Говядина! — Он повернулся к хмурому Ольсену: — А ты чего такой невеселый?
— Я не ем мясо. Тем более настоящее.
Стюарт завис, беззвучно открывая рот, затем все-таки, очнувшись, неуверенно поинтересовался:
— Вегетарианец?
— Моя религия запрещает поедать плоть мертвых животных.
Стюарт захлопнул рот, но было заметно, что его так и подмывает спросить, какую именно религию исповедует Ольсен. Денис, тоскливо подумав про собственную невезучесть, опередил друга:
— Что за религия?
Видимо, в его голосе присутствовало нечто такое, что Ольсен смутился и, слегка порозовев, сознался:
— Глупая шутка, командир. Просто у меня аллергия на говядину, не более того.
Денис сочувственно похлопал молодого пилота по плечу. В этой жизни и так не слишком много радостей, и быть лишенным доброго куска мяса не очень-то весело.
— Никогда не слышал о такой аллергии, но, мои сожаления, Ким. Сходи, попроси замену.? Указав Ольсену на раздачу, он сел за стол, подавая пример: — Приступим, мужики!
Стюарт тут же накинулся на еду, а Заремба уже привычно проворчал:
— Я привык к более легкому завтраку.
Набитый рот помешал Бэйну выразить отношение к подобной разборчивости. Вместо него опять ответил Денис:
— У нас будет почти восемь часов перегрузки. Нормально пообедать не удастся, а потом? сразу вылет.
— Думаешь, пошлют всех?
— Сколько бы не отправили к спутнику, в космос выгонят всех, сам понимаешь.
Заремба осторожно понюхал кусочек и, удовлетворенно кивнув, махом проглотил. На его лице на короткое время проявилась блаженная улыбка, но почти сразу исчезла, уступив обычной маске отрешенного безразличия.
— Понимаю, конечно. Огневая мощь в готовности. — Заремба почесал чисто выбритый затылок. — Интересно, что за объект висит на орбите спутника?
— Подлетим, увидим. Для телескопов пока еще далековато. Как думаешь, нас уже заметили?
— Едва ли. Мы идем курсом прямо на них, так что выхлоп не виден. Если не следить за этим конкретным участком космоса, то заметить наши кораблики не так-то просто.
Вернувшийся с тарелкой рыбы Ольсен расслышал последние слова Зарембы и продолжил мысль:
— Значит, стоит флоту развернуться для торможения и включить маршевые, нас засекут.
— Гарантированно. Поверхность отражения радиоволн увеличится в разы. Да и светят факелы, сам знаешь как, только слепой не заметит.
Дожевав первый кусок, Денис высказал общее опасение:
— Если на орбите линкор с плазменными орудиями, мы его, конечно, завалим. Но победа будет пиррова.
Тут неожиданно для всех в разговор вмешался уже прикончивший свою порцию Стюарт:
— Наши, скорее всего, траекторию построили так, чтобы на финальной части нас прикрывала эта чертова цветочная планета.
— Цветочная? — недоуменно переспросил Денис.
— А вы не знали? Здесь все семь планет в честь разных цветков названы. Начальница экспедиции „Ихневмона“ была старой девой и фанаткой цветоводства. А нам теперь мучайся со всякими Зефирантесами и Антуриумами.
Последние два названия Стюарт произнес с плохо скрываемым раздражением. Денис, приподняв бровь, поинтересовался:
— А чего тебя так цветы напрягают?
— Я тебе уже рассказывал!
Денис хотел удивиться, но вдруг припомнил, как еще в Академии товарищ рассказывал, что его любимая обожает выращивать цветы. Да, памятуя, как они расстались, нет ничего удивительного, что Бэйн теперь не переваривает цветочниц. Поспешив увести разговор с неприятной для друга темы, Денис постучал по циферблату часов.
— Парни, скоро торможение, едим быстрее!
Уже принявшийся за мороженое Стюарт, недовольно промычал: