— Дэн, мы в семи тысячах от цели, отклонение траектории полградуса. Что с кораблем?
— Хреново. Командир, скорее всего, мертв.
Голос Стюарта предательски дрогнул:
— В смысле?
— Отсек разрушен. Еще у нас больше нет левого двигателя, и мы потеряли тридцать процентов рабочего тела.
— Корабль управляем?
— Сейчас проверю.
Такшип мог летать без одного двигателя. Изменяемый вектор тяги главных, плюс два маневровых двигателя на концах «крыльев» позволяли вполне уверенно держать курс одним маршевым. Беда была в другом. Денис не знал, насколько повреждены конструкции корпуса. Тяга левого маневрового двигателя вполне могла разорвать ослабленные попаданием шпангоуты. И тогда конец: летать на одном основном и одном маневровом движках, расположенных на одной стороне, — задача невыполнимая. Корабль просто закрутит.
И времени на проверку почти не оставалось. Хотя Денис пробыл без сознания считанные секунды, этого хватило, чтобы уцелевшие такшипы, начав разгон, ушли вперед на две сотни километров.
— Стю, молиться умеешь?
— Нет.
— Зря, нам бы очень пригодилось.
Развернуть вектор тяги уцелевшего двигателя максимально вправо, левый маневровый — на компенсацию. Ну, поехали! Денис предельно осторожно толкнул сектор тяги. Такшип повело влево. Так, теперь увеличить тягу левого маневрового, правый — на противотягу. Ускорение потихонечку росло, и когда Денис вывел сектор тяги на максимум, такшип, немного рыская на курсе, стал ускоряться на двух гравах. Денис облегченно откинулся в ложементе и, счастливый, расхохотался:
— Живем! Стю, переключи управление легким оружием на свою консоль.
— С навигацией справишься?
— На глазок!
И не было времени горевать о командире или беспокоиться о полетных характеристиках изуродованного корабля. Они выходили на дистанцию стрельбы.
— Дэн, детонация торпед через пять секунд!
Впереди, возле багровой «ромашки» щита полыхнуло около десятка ослепительных, но небольших звездочек. Летящие впереди торпеды, как и в прошлый раз, пытались пробить, развеять газовое облако.
Навстречу подлетающим торпедам неслись десятки тысяч плазменных «дробинок». «Эсминцы» теперь даже не скрывались за щитом, выплевывая дробовые снопы через каждые пятнадцать секунд. И попадали. Одна за другой гасли отметки приближающихся торпед. Но все равно, их было еще очень и очень много.
«Эсминцы», видимо сообразив, метнулись под защиту щита. Центральный сегмент, изрядно взболтанный взрывами, уже рассеивался, остывая, но лепестки по-прежнему оставались неповрежденными. Но на этот раз подобная защита уже не являлась идеальной. На такой дистанции у торпед еще оставалось рабочее тело, а, следовательно, они могли маневрировать, донаводясь. Конечно, головки самонаведения изрядно ослепленные недавними взрывами не давали особой точности. Однако, плотный строй укрытых за щитом аспайров по-прежнему работал против них. Когда между твоими кораблями жалкие десятки километров и в ордере начинают рваться двадцатимегатонные боеголовки, становиться довольно жарко.
Денис даже не думал считать разрывы. В основной волне торпед, детонация была почти одновременной, да и комп считать умел гораздо лучше. Всего сдетонировало семьдесят три боеголовки.
Это было красиво. Когда прорвавшиеся сквозь распухающий, остывший щит торпеды, сработали на оказавшуюся поблизости массу. Значительную массу. На массу второго щита. Тонкого, холодного и поэтому оставшегося незамеченным за громадой основного.
Тускнеющие клубы еще недавно идеально круглого щита полыхнули изнутри ярчайшей вспышкой, еще одной, еще и еще. Детонации сливались одна с другой, мерцая, будто гигантский, непредставимый по мощи стробоскоп. Программисты флота ошиблись с настройками самоликвидаторов. И все торпеды, направленные в центр вражеского флота, взорвались, не причинив тому ни малейшего вреда. Двадцать мегатонн с сорока километров лишь обласкают броню тяжелого корабля потоками яркого света. Разве что радиация могла нанести вред, но композиты, значительно снижающие излучение были известны даже людям, и глупо было считать аспайров отстающими.
Из двадцати двух торпед, направленных облетать щит, семи улыбнулась удача. Одно прямое попадание, испарившее «эсминец», и шесть достаточно близких, чтобы причинить еще пяти серьезные повреждения. Оставалось еще семь «эсминцев» и полностью целые, разве что со сбитой краской тяжелые корабли. Исход боя, похоже, был предрешен.