Гарри на секунду оторвался от монтажа данных и посмотрел отцу Фри прямо в глаза.
— Вы ведь тоже проводили пасхальную службу, верно?
Отец Фри поставил сумку на пол и мрачно кивнул.
— Да, — сказал он. — Но я раздавал прихожанам в основном старые гостии, хотя всем не хватило и пришлось дать новые.
— Вам надо бы подготовить заявление об этом, — посоветовал ему Гарри. — Мы передадим его вместе с остальной информацией.
Соня лежала на койке рядом с навигационным оборудованием и вслушивалась сквозь полудрему, как Гарри и отец Фри разрабатывают свое электронное волшебство.
— Главный трюк заключается в том, — сказал Гарри, скорее самому себе, нежели отцу Фри, — что нам нужно передать сообщение и остаться незапеленгованными.
— Так ты считаешь, что нас будут искать? — спросила Соня. — Даже после того, как мы сообщим миру обо всем? Да кому мы нужны теперь?
Гарри, нахмурившись, глядел на дисплей, и Соня увидела, как мерцающие на экране коды отражаются в его серых глазах. Он хмыкнул и сказал:
— Пока правительство Соединенных Штатов существует, нас будут преследовать. Мы слишком важные свидетели. Кроме того, до тех пор, пока твой дед жив, тебя обязательно постараются разыскать. Ведь ты теперь — единственный оставшийся в живых родственник вице-президента Соединенных Штатов Америки.
Соня все еще не привыкла к этой мысли, хотя, сколько она себя помнила, ее дед всегда занимал высокий пост — либо в Сенате, либо в кабинете министров.
— А как они найдут нас, если наша шхуна будет постоянно перемещаться? — спросила Соня.
— Я обнаружил в этом «Лайтспиде» радиомаяк и бросил его на одну из лодок, покидающих гавань, — сказал Гарри. — Это должно несколько затруднить их поиск, но, боюсь, «Камуи» напичкана такими штуковинами сверху донизу. Возможно, нас будут прослушивать все разведслужбы мира. Я, собственно говоря, и не против — пусть слушают, но мне не хочется, чтобы нас засекли.
— Если… если останутся слушатели, — тихо произнесла Соня.
Она посмотрела в иллюминатор и увидела, как полыхает в темноте еще одна маленькая лодка, сумевшая выйти в открытое море. За последнюю пару часов Соня насчитала несколько десятков таких пожаров, указывающих на то, что Насекомое Смерти настигает свои жертвы повсюду.
— Останутся, — уверенно заявил Гарри. — Марта говорила, что Мишве допустил две ключевых ошибки — во-первых, разновидность Искусственного Вирусного Агента многостадийна, следовательно, довольно хрупка, так что вирус не может долго существовать вне организма; во-вторых, вирус слишком быстро действует. Он убивает людей до того, как они успевают переместиться на достаточно большое расстояние.
— Гарри, ты смог бы полюбить меня? — спросила вдруг Соня…
Он взглянул на нее, раскрыв рот от удивления, а отец Фри смущенно прочистил горло.
— Подымусь-ка я на палубу, — пробормотал священник. — Посмотрю, может, Рене нужна помощь.
— О чем это ты? — спросил Гарри, когда отец Фри удалился наверх.
— Как думаешь, смог бы ты полюбить меня после всего, что нам пришлось испытать? Я хочу сказать, что потеряла всех, кого любила. Всех, с кем я жила. Не знаю, смогу ли я выдержать, если такое случится снова.
Гарри захлопнул рот и губы его растянулись в улыбку.
— Я влюбился в тебя еще тогда, когда нам было по десять лет, — сказал он. — Разве это не в счет?
Соня вспыхнула.
— Это не одно и то же.
— Должен признаться, что я окончательно понял, что люблю тебя, когда нас заперли вместе голыми в карантинном блоке «ВириВака». Ты выглядела тогда такой…
— Какой?
Соня приподнялась на локте и пристально смотрела на смущенного Гарри, покусывающего нижнюю губу.
— Сексуально привлекательной, — выпалил он. — Я имею в виду, что даже тогда я хотел… ну, понимаешь, мне хотелось… если бы за нами не наблюдали…
— Это тоже не то, — покачала головой Соня. — Просто физиология. Мне кажется, мы с тобой всего лишь товарищи по несчастью.
— Никогда у меня не было товарища, который бы так выглядел, — сказал Гарри.
Он нажал несколько клавиш на пульте и, озабоченно глядя на дисплей, манипулировал своей кибернетикой, пока машина не ответила ему протяжным «б-и-и-п».
— Славненько, — буркнул юноша, сбросил киберперчатку и, протерев пальцами глаза, заговорил, обращаясь куда-то к потолку, а не к Соне. — Если это не любовь, тогда что же? Ты считаешь, что любовь — только для людей, которые не умирают?